— Только скажите мне, — спросил Эгор, — как человек можетжить в своем собственном внутреннем мире?

— Прекрасно, — сказал Кот. — Мы закольцуем миры, и Китибудет жить здесь вечно. Как будто заблудившись в своем сне.

— Отлично. Ждите нас, мы скоро будем. Пойдем, толстяк. Куданаш путь? — Эгор говорил громко и надрывно, словно приняв очень важное решение.

— Да, в общем, мы на месте. Я попал из морга прямо водворец, нам вон в тот люк в полу. Я вылез из него, — сказал клоун, несколькозапутанный тем, как разрешалась ситуация. Но упрашивать Эгора отдать свою жизньКити не стал: может, и правда все наконец-то будут живы и счастливы.

Они подошли к люку, когда к ним подбежали Тру-Пак иПокойник.

— Эгор, брат, ты уж там без глупостей! — сказал Тру-Пак.

— Мы пошли бы с вами, но нам нельзя.

— Не парься, Покойник, я справлюсь. Если что, позаботься оМании, обещаешь? — сказал Эгор.

— Если что? — удивился Покойник, но Тру-Пак уже отодвинултяжелый люк, и клоун, а за ним и Эмобой прыгнули в него.

— Если что? — еще раз спросил Покойник у Тру-Пака. — Я непонял…

Семен Иванович Чуткий не верил в Бога. И в загробный мир онтоже, соответственно, не верил. Проработав двадцать лет в морге, он понялтолько одно: нужно получить от этой жизни все, пока ты не попал на железныйстол. А еще Семен Иванович не верил в Бога потому, что, если бы справедливоеВсевидящее Око существовало, он давно должен был обратиться в соляной столб, илисгореть от стыда, или хотя бы быть замученным собственной совестью за гнусныедела свои. Ан нет. Чувствовал Чуткий себя прекрасно, вид имел благообразный:борода, очки, животик, жена, двое детей. Все это совсем не соответствовало тембезобразиям, которые он частенько вытворял с безответными телами на работе. Самсебе Семен Иванович объяснял особенности своей тяги к мертвым молодым женщинамспецификой работы, разрушившей его чувствительную психику. Тем более что он небыл маньяком и место работы подбирал не специально, как некоторые жалкиеличности с трясущимися руками, у которых только одно на уме. У Семена Ивановичана уме было отнюдь не «одно». С некоторых пор он стал приторговывать фото черезИнтернет, и его болезненная страсть приобрела вполне четкую финансовую основу.

Так что Семен Чуткий в Бога не верил и его не боялся, аверил в удачу и везение. И ему сегодня крупно повезло. Когда пару месяцев назадкакая-то темная личность сунула ему в карман безликую визитку с телефоном исказала: «Ну, вы понимаете, Семен Иванович, чем черт не шутит, вдруг к вамслучайно привезут еще живого человека, бывают же врачебные ошибки. Я тут читал…Мы, очень хорошо вас отблагодарим…» — Чуткий понял, что это — перст судьбы, иначал ждать. И вот дождался. Удача не замедлила случиться. Да еще какая.Редкая, практически невозможная. Придурки со «скорой» привезли живую девушку,впавшую в глубокую кому, практически в анабиоз. И ему теперь предстояло сделатьвскрытие и подменить ее живое сердце на орган мертвой бесхозной бомжихи… Номало того что он продал ее сердце и теперь ждал «черных» трансплантологов,девушка оказалась красавицей и девственницей. И вот теперь Семен Иванович ходилвокруг железного стола, на котором лежала голая Кити, как кот вокруг сметаны.Яркий свет дневных ламп заливал комнату до рези в глазах, от взгляда Чуткого неускользал ни единый уголок на теле Кити, которое казалось высеченным из мягкогорозового мрамора. Она прекрасна и принадлежит только ему, он будет ее первым ипоследним мужчиной, целый час у него еще есть в запасе, а фантазий накопилось…Но Семен Иванович был человеком интеллигентным и не мог наброситься на девушку,даже так бесстыдно разлегшуюся перед ним на столе, не поговорив с ней, неналадив контакт. В конце концов, он же не насильник какой.

— А ведь ты мне в дочки годишься, деточка! — начал Чуткийласково, но понял, что говорит не то. Он в который раз обошел изумительноетело, любуясь девственными формами, и начал снова:

— Тебе повезло, деточка. Твоим первым мужчиной будет некакой-нибудь сопливый жлоб, а опытный и ласковый партнер, к тому же чуткий. —Он усмехнулся собственному каламбуру. — Хотя, похоже, ты любила боль. Все этиметаллические штучки, которые я из тебя достал, наколка на спине… Не пойму явас, молодых. Ну, ничего, зато ты жизнь свою не зря прожила, теперь благодарятвоему доброму сердцу я смогу купить себе хорошую машину и квартиру в ипотеку.— Неожиданная мысль пронзила лысеющую голову Семена Ивановича. — А может быть,Бог есть и он мне почему-то помогает?

Он быстрее зашагал вокруг стола с Кити, пожирая ее глазами.Потом, решив, что он готов, резко остановился перед ее розовыми светящимисяступнями и, лихорадочно расстегнув халат, поднял руки к потолку с гудящимилампами и экстатически закричал:

— Если я не прав — останови меня! — и уже приготовилсязасмеяться демоническим смехом и взобраться на Кити, но тут в глазах у негопотемнело. Он успел разглядеть горящий злобой красный глаз перед своим лицом,после чего крылатое черное нечто, материализовавшись перед ним, всадило ему влоб свою острую, как скальпель, рваную черную челку. Она прошила голову СеменаИвановича Чуткого насквозь, выбив из нее мозг. Эгор стукнулся лбом о лоб ужемертвого мерзавца, который рухнул всей своей волосатой тушей, прикрытой лишьрасстегнутым халатом, на истертый линолеум пола.

Эгор повернулся к Кити и обомлел: она была так красива вярком свете хирургических ламп. Красива, беззащитна и желанна, но никогда имвместе уже не быть.

Тик- Так стоял рядом с Кити, нежно гладил пушок на ее левойруке и плакал. Эгор еще ни разу не видел его таким. По его толстым щекам теклине клоунские брызги, а настоящие соленые человеческие слезы.

— Эй, толстый, отвали от моей девушки. Хватит глазеть нанее, еще и лапать.

— Я, может быть, в последний раз вижу ее такой. Вдруг онапревратится в жабу в Эмомире.

Эгор только презрительно фыркнул и сказал:

— Что, Тик, жалеешь, что не сказал всю правду про себя иКити мне при первой встрече?

— Меня тебя послали веселить, поддерживать и, может, дажезлить. Чтоб мог эмоциями ты своими жить. Я — клоун, не герой, в твоей судьбехоть что-то изменить не в силах был, как ни старался. И делать все по правилампытался, но собрались играть сплошные шулера. И Мания, и Кот, и королева —играли все свою игру, заканчивать ее пора. Все слишком далеко зашло.