– Привет, Корсо. Надеюсь, ты никуда не собрался на ночь глядя.

Порог комнаты она не переступила, а стояла в прихожей, сунув большие пальцы в карманы джинсов, которые очень туго обтягивали ее бедра и длинные ноги. Потом наморщила лоб, ожидая дурных новостей.

– Можешь расслабиться и покинуть пост, – успокоил ее Корсо.

Она облегченно улыбнулась:

– До смерти хочется спать.

Корсо повернулся к ней спиной и шагнул к ночному столику с бутылкой, которая оказалась уже почти пустой. Тогда он принялся исследовать мини-бар и наконец победно выпрямился – с маленькой бутылочкой джина в руке. Он выплеснул ее содержимое в стакан и сделал глоток. Девушка по-прежнему стояла в дверях.

– Они унесли гравюры. Девять штук, – Корсо указал стаканом на фрагменты экземпляра номер Два. – Остальное сожгли – заметали следы; именно поэтому уничтожено не все. Они позаботились, чтобы кое-что осталось… Таким образом, можно официально установить, что книга сгорела.

Она наклонила голову набок и пристально смотрела на него.

– А ты умный.

– Еще бы! Поэтому меня и кинули на это дело.

Девушка сделала несколько шагов по комнате. Корсо следил за ее босыми ногами, ступившими на коврик у кровати. Она внимательно изучала обгоревшие кусочки.

– Книгу сжег не Виктор Фаргаш, – добавил Корсо. – У него бы на это рука никогда не поднялась… Что они с ним сделали? Такое же самоубийство, как у Энрике Тайллефера?

Она помедлила с ответом. Взяла клочок и попыталась разобрать печатные буквы.

– Вот и ответь на свои вопросы сам, – бросила она, не поворачивая головы. – Для того тебя и кинули на это дело.

– А ты?

Она читала, беззвучно шевеля губами, но с таким видом, будто текст был ей знаком. Когда она вернула клочок на постель, в самых краешках ее губ мелькнула печальная улыбка воспоминания, очень странная на юном лице.

– Ты уже знаешь: я здесь, чтобы охранять тебя. И я тебе нужна.

– Что мне точно нужно, так это еще джина.

Он допил то, что осталось в стакане, и процедил сквозь зубы какое-то ругательство, стараясь скрыть тревогу, а может, и смущение. Будь все проклято! Изумрудная зелень, снежная белизна, лучезарный свет, глаза, улыбка на загорелом лице, длинная обнаженная шея с нежно пульсирующей жилкой. А пошел ты… Лукас Корсо! Мало на тебя навалилось? Так ты еще пялишься на эти смуглые руки, тонкие запястья и длинные пальцы. И на прочее. Он уперся глазами в великолепные груди, обтянутые белой футболкой, – до сих пор у него не было случая разглядеть их и оценить. Он представил себе: смуглые, тяжелые – темная кожа под белым хлопком, плоть, сотканная из света и тени. А еще он в очередной раз изумился росту девушки. Она была никак не ниже его. Даже чуть повыше.

– Кто ты?

– Дьявол, – ответила она. – Влюбленный дьявол.

И расхохоталась. Томик Казота лежал на комоде, рядом с «Мемориалом Святой Елены» и какими-то бумагами. Девушка глянула на книгу, но в руки не взяла. Потом ткнула в нее пальцем, подняв глаза на Корсо:

– Ты веришь в дьявола?

– Мне платят, чтобы я верил. Во всяком случае, до тех пор, пока не доведу эту работу до конца.

Он увидел, как она медленно кивнула головой, словно знала ответ заранее. Она наблюдала за Корсо – с любопытством, полуоткрыв рот, и казалось, напряженно ждала какого-то знака или жеста, которые только ей дано было понять и истолковать.

– Знаешь, чем мне нравится эта книга?

– Нет. Скажи.

– Тем, что герой ее искренен. Для него любовь – не примитивная ловушка, чтобы погубить очередную душу. Бьондетта такая нежная и верная… и помнишь, что ее восхищает в Альваре? Именно то, что дьявол ценит в людях: храбрость, независимость… – На миг светлые зрачки скрылись под ресницами. – А также – страсть к знаниям и ум.

– Ты хорошо разбираешься в таких делах. А что еще тебе об этом известно?

– Гораздо больше, чем ты можешь себе вообразить.

– Я ничего не собираюсь воображать. Все мои сведения о том, что дьявол любит, а что презирает, почерпнуты исключительно из литературы: «Потерянный рай», «Божественная комедия» и, разумеется, «Фауст» и «Братья Карамазовы»… – он сделал невнятный, уклончивый жест. – Мой Люцифер – из вторых рук.

Теперь она смотрела на него насмешливо:

– И какого же ты предпочитаешь? Из Данте?

– Нет уж! Слишком ужасен. Слишком средневековый, на мой вкус.

– Тогда Мефистофеля?

– Тоже нет. Слишком лощеный, с замашками лукавого и ловкого адвоката… К тому же я не доверяю тем, кто вечно улыбается.

– А тот, что появляется в «Братьях Карамазовых»?

Корсо сделал вид, что принюхивается, ища, откуда идет дурной запах.

– Мелковат. И вульгарен, как подручный в лавке старьевщика. – Он на миг задумался. – Скорее всего, я отдал бы предпочтение мильтоновскому падшему ангелу, – Корсо глянул на нее вопросительно. – Именно это ты желала услышать?

Она загадочно улыбалась. И стояла все так же, сунув большие пальцы в карманы очень узких джинсов. Он впервые видел, чтобы джинсы так на ком-то сидели. Вероятно, это из-за длинных ног. Такие ноги бывают у девушек, путешествующих автостопом… Они стоят на обочине, рюкзак брошен рядом, а в зеленых глазах сквозит несказанный свет.

– А каким ты представляешь себе Люцифера?

– Не знаю. – Охотник за книгами задумался, потом поспешил скроить презрительную и равнодушную гримасу. – Наверно, он угрюмый и молчаливый. Он скучает. – Гримаса сделалась кислой. – Сидит на троне в пустой зале – посреди безлюдного и стылого царства, и еще очень однообразного – там никогда ничего не происходит.

Какое-то время она смотрела на него, не произнося ни слова.

– Ты удивляешь меня, Корсо, – сказала она наконец с притворным восхищением.

– Почему это? Мильтона всякий может прочесть. Даже я.

Он наблюдал, как она начала медленно двигаться вокруг кровати, при этом ни на шаг к ней не приближаясь, пока не очутилась между Корсо и лампой, освещающей комнату. Случайно или нет, но встала она так, что тень ее упала на фрагменты «Девяти врат», рассыпанные по покрывалу.

– А ведь ты только что упомянул и о цене. – Теперь лицо ее пребывало во мраке, хотя очертания головы вырезывались на светлом фоне. – Гордость, свобода… Знание. Всегда и за все приходится платить, кому в начале, кому в конце. Даже за храбрость… Правда? Подумай только, сколько храбрости нужно, чтобы подняться против Бога…

Слова ее звучали тихо – шепот среди тишины, которая наводняла комнату, просачиваясь во все щели – под дверью, в окне; казалось даже, что там, снаружи, стих шум машин. Корсо смотрел по очереди то на один силуэт, то на другой – то на ее тень, означенную на покрывале и бумажных клочках, то на фигуру из плоти и крови, заслонившую собой свет. И тут охотник за книгами спросил себя, какая же из двух девушек реальнее?