Он не чужд тщеславия, подумала Кларисса,однако эта черта показалась ей удивительно милой и, вот ведь странно, лишьприбавила молодому человеку привлекательности. Разрешить парадокс, как обычно,помогла поэзия:

И даже слабость милого созданья

В глазах любви достойна обожанья.

Ах, мистер дипломат, плохо вы знаетеангличанок. Полагаю, что в Калькутте вам придется сделать продолжительнуюостановку.

Фандорин выдержал паузу и, не подозревая отом, что он — «милое созданье» и что к месту службы он попадет позднее, чемпредполагал, продолжил:

— Теперь ваше положение сталопо-настоящему угрожающим. Ренье д-достаточно красноречиво изложил это в своемписьме. И тогда вы принимаете страшное, но по-своему гениальное решение:потопить корабль вместе с дотошным полицейским комиссаром, свидетелями и ещетысячей человек впридачу. Что для вас жизнь т-тысячи людей, если они мешают вамстать самой богатой женщиной в мире? Хуже того — если они ставят под угрозувашу жизнь и свободу.

Кларисса посмотрела на Ренату с суевернымужасом. Неужели эта молодая особа, немного стервозная, но в общем, вполнезаурядная, способна на такое чудовищное злодеяние? Не может быть! Однако неверить Эрасту невозможно. Он так убедителен и так красив!

По щеке Ренаты скатилась огромная, с целуюфасолину слеза. В глазах застыла немая мольба: за что вы так меня мучаете?Разве я вам что-нибудь сделала? Рука мученицы скользнула к животу, лицоисказилось страданием.

— Не стоит падать в обморок, —хладнокровно посоветовал Фандорин. — Лучшее средство для п-приведения в чувство— массаж пощечинами по лицу. И не притворяйтесь слабой и беспомощной. ДокторТруффо и доктор Аоно считают, что вы здоровее б-буйвола. Сядьте, сэрРеджинальд! — Голос Эраста зазвенел сталью. — Вы еще успеетезаступиться за вашу прекрасную даму. После, когда я закончу… Между прочим, дамыи господа, именно сэра Реджинальда все мы должны благодарить за спасение нашихжизней. Если б не его… необычная привычка каждые три часа определять координатыкорабля, сегодняшний завтрак состоялся бы не здесь, а на д-дне моря. Причемзавтракали бы нами.

— «Где Полоний? — резко засмеялсябаронет. — На ужине, да на таком, где не он ужинает, а его ужинают».Смешно.

Кларисса поежилась. В борт корабля ударилаволна поосновательней, и на столе задребезжала посуда, а громоздкий Биг-Бенснова качнулся туда-сюда.

— Люди д-для вас — статисты, сударыня, астатистов вы никогда не жалели. Особенно, если речь идет о пятидесяти миллионахфунтов. Устоять трудно. Бедный Гош, например, дрогнул. Как неуклюже совершилубийство наш мастер сыска! Вы, к-конечно, правы — злосчастный Ренье не покончилс собой. Я бы и сам это сообразил, но ваша наступательная тактика на времявыбила меня из седла. Чего стоит одно «прощальное п-письмо»! Тон явно непредсмертный — Ренье еще надеется выиграть время, сойти за сумасшедшего.Главным же образом он полагается на вас, госпожа Санфон, он привык всецело вамд-доверяться. Гош преспокойно обрезал третью страницу в месте, которое, по егомнению, больше всего подходило для концовки. Как неуклюже! Наш комиссар совсемпомешался на б-брахмапурском сокровище. Еще бы — ведь это его жалование затриста тысяч лет! — Фандорин грустно усмехнулся. — Помните, с какойзавистью рассказывал Гош про садовника, выгодно продавшего банкиру своюбеспорочную репутацию?

— Но зачем быро убивать господинаРенье? — спросил японец. — Ведь праток соззен.

— Ренье очень хотел, чтобы комиссар в этоповерил, и для вящей убедительности даже выдал тайну платка. Но Гош неповерил. — Фандорин сделал паузу и тихо добавил. — И был прав.

В салоне воцарилась мертвенная тишина.Кларисса только что вдохнула, а выдохнуть забыла. Не сразу даже поняла, отчеговдруг такая тяжесть в груди, и спохватилась — выдохнула.

— То есть платок цел? — осторожно,словно боясь спугнуть редкую птицу, спросил доктор. — Где же он?

— Этот лоскут т-тонкого шелка за утросменил трех хозяев. Сначала он был у арестованного Ренье. Комиссар не поверилписьму, обыскал пленника и нашел у него п-платок. Именно тогда, ошалев отидущего в руки богатства, он и совершил убийство. Не выдержал искушения. Какудачно складывалось: в письме сказано, что платок сожжен, убийца во всемпризнался, пароход идет в Калькутту, а оттуда рукой подать до Брахмапура! И Гошпошел ва-банк. Ударил ни о чем не подозревавшего арестанта чем-то тяжелым поголове, наскоро изобразил с-самоубийство и отправился сюда, в салон — ждать,когда часовой обнаружит труп. Но затем в игру вступила госпожа Санфон ипереиграла нас обоих — и полицейского, и меня. Вы поразительная женщина,сударыня! — обратился Эраст к Ренате. — Я ожидал, что вы станетеоправдываться и валить все на своего сообщника, благо он мертв. Ведь это былобы т-так просто! Но нет, вы поступили по-другому. По поведению комиссара выдогадались, что платок у него, и думали не об обороне, о нет! Вы хотели вернутьключ к сокровищу, и вы его вернули!

— Почему я должна выслушивать весь этотвздор! — со слезами в голосе воскликнула Рената. — Вы, мсье, никто!Вы просто иностранец! Я требую, чтобы моим делом занимался кто-нибудь изстарших офицеров парохода!

Внезапно маленький доктор приосанился,пригладил зачес на оливковой лысине и внушительно сказал:

— Старший офицер парохода здесь, мадам.Считайте, что этот допрос санкционирован командованием судна. Продолжайте, мсьеФандорин. Вы сказали, что эта женщина сумела отнять у комиссара платок?

— Я уверен в этом. Не знаю, как ейудалось завладеть револьвером Гоша. Должно быть, бедняга совсем ее не опасался.Так или иначе, она взяла комиссара на мушку и потребовала, чтобы он немедленновернул ей п-платок. Когда старик заартачился, она прострелила ему сначала однуруку, потом другую, потом колено. Она пытала его! Где вы так научилисьстрелять, мадам? Четыре пули, и все точно а цель. Извините, но т-трудно поверить,что Гош бегал за вами вокруг стола на простреленной ноге и с изувеченнымируками. После третьего выстрела, не выдержав боли, он отдал вам платок, и выдобили несчастного, всадив ему заряд точнехонько в середину лба.

— Oh my God![34] — таковбыл комментарий миссис Труффо.

Клариссу же сейчас больше занимало другое:

— Так платок у нее?

— Да — кивнул Эраст.

— Чушь! Ерунда! Вы всесумасшедшие! — истерически расхохоталась Рената (или Мари Санфон?). —О Господи, какая нелепица!