– Ты бы поостереглась, дочка, – говорил он. – Небось, разводка очередная. Сейчас мошенников кругом развелось видимо-невидимо. Лучше приезжай домой, отдохни, погуляй на природе.

– Там тоже природа, – отвечала Наташа. – Озеро, сосны, воздух. Ты не волнуйся, мы ведь уже ездили туда на три дня, все видели. И ехать с нами не нужно, все будет в порядке, я тебе обещаю.

С этими «тремя днями» тоже морока получилась. Про загадочный непонятный квест девчонки родителям сперва не говорили, обе наврали, что в конце мая, перед самой сессией, вместе едут в гости к подружке в другой город. Ведь еще неизвестно, пройдут они отбор или нет, так зачем предков напрягать раньше времени? Может, с квестом ничего не выйдет, тогда можно будет ни о чем не рассказывать. Когда пришло время сказать, что в июле они собираются проводить каникулы не так, как обычно, Наташа призналась родителям, что обманула их с поездкой к подружке, а Маринка промолчала. И если Наташа теперь могла говорить: «Я там была, там хорошо, мне понравилось, я хочу поехать», то у Марины такого аргумента не было. Признаваться родителям во лжи она не собиралась, и ей приходилось ежедневно уворачиваться от материнских доводов, изыскивая все новые и новые способы парировать их и уверять, что в поселке на берегу озера она прекрасно проведет время, занимаясь тем, что сегодня так модно, и еще сэкономит семейные деньги.

– Мне на работе перед бабами стыдно, – сказала мать Маринки. – У одной сын с невестой на Канары полетел отдыхать, другая в Италию едет красоты смотреть, мы с отцом в Прагу собрались, думали – ты с нами поедешь, а ты… Ужас какой-то! Меня все спрашивают, где Мариночка будет каникулы проводить, и что я должна отвечать? Что мой ребенок не за границу на экскурсию или на курорт отправится, а в какую-то глухомань, в деревню? Получается, наша семья хуже всех. Позоришь ты меня.

– А ты не говори никому про деревню, – беззаботно посоветовала Маринка. – Говори, что я тоже куда-нибудь в красивое место поеду. Никто же не проверит.

– А фотографии? Спросят ведь, а что я им покажу? У нас все бабы фотки приносят, показывают, хвастаются.

– Ладно, мам, не запаривай, – отмахнулась она. – Наша семья будет не хуже, а лучше всех, вот увидишь.

С Маринкиной затеей сшить себе гардероб ничего не вышло, хотя Наташа несколько раз предупреждала ее насчет тканей, но подруга же никогда не слушает ее, если вопрос не касается английского языка. Наташа даже с Надеждой Павловной связывалась, писала ей, просила, если возможно, выяснить поточнее, можно ли сшить одежду нужных моделей, но из современных тканей. Надежда Павловна ответила, что спросила у Ричарда и у Галины Александровны, и они сказали, что нужно учитывать не только состав ткани, но и расцветку. Можно использовать шелк, ситец, сатин, лен, хлопок, нейлон, кримплен, вельвет, шерсть. Никакого полиамида, эластана, кашемира, ничего такого, что делает ткань тягучей, мягкой и шелковистой на ощупь. С этим еще можно было бы как-то справиться, но расцветки… Маринка носилась со своей идеей до того момента, пока не стало понятно: даже если она найдет нужную ткань, ни одна портниха уже не возьмется за шитье, времени не остается совсем.

Но уверенности у Маринки от этого не убавилось.

– Я все равно вырвусь отсюда, – твердила она. – Не с Уайли – так с кем-нибудь другим, но вырвусь. Вот увидишь.

Наташа только качала головой и напевала про себя:

Если бы Назар не стал в свое время офицером милиции, ему наверняка была бы уготована блестящая карьера редактора. Хоть он и уверял меня, что его жена Элла обладает несравнимо лучшими способностями излагать длинные и сложные темы сжато и внятно, а он рядом с ней выглядит жалким вязким болтуном, он явно прибеднялся. Именно так я решил, выслушав его рекомендации по моему запланированному длинному выступлению перед участниками квеста в первый день.

– Это можно сказать в три раза короче, – говорил он.

Или:

– Эти детали не важны, их можно опустить.

Или:

– Момент, конечно, существенный, но детям о нем знать не следует, иначе ты невольно будешь программировать их восприятие.

Я спорил, настаивал, затем призывал в арбитры наших высокопрофессиональных Галию и Вилена и с недоумением констатировал, что почти всегда они занимали сторону Назара. Почти всегда, за очень редкими исключениями.

– Поверьте мне как преподавателю с большим стажем, – сказала Галия. – Человек может без труда эффективно удерживать высокую концентрацию внимания в течение сорока пяти минут, для более длительного периода уже нужны определенные усилия. Человек взрослый, ответственный, замотивированный на восприятие информации способен на усилие и будет внимательно слушать и усваивать и полтора часа, и два, и даже три без перерыва. Но все равно очень устанет, и острота восприятия заметно притупится. А наша молодежь на подобное усилие еще не способна. Разумеется, бывают и исключения, но среди наших шестерых участников я таких исключений пока не вижу.

Пришлось согласиться и принять доводы Назара, культуролога и психолога. На первый день работы я запланировал беседу участников с Андреем Сорокопятом, моим юристом, которого пригласил специально для этого приехать в поселок, а затем собственное выступление с полным разъяснением сути и задач проекта. Пожалуй, для молодых ребят это и вправду многовато.

Забавное предложение поступило и от Вилена.

– Насколько я знаю, в те времена люди не имели возможности свободно выбирать для себя жилищные условия и приспосабливались к тем, какие имелись, с учетом существовавших законов и правил, – сказал психолог. – Чтобы у ребят не возникало вопросов, почему кто-то из них живет со своим куратором в трех комнатах, а кто-то ютится вдвоем в однушке, имеет смысл устроить открытую жеребьевку. Какую бумажку вытянет – так и будет жить.

– Разумно, – тут же согласилась Галия. – Только с небольшой поправкой: в те годы дети полностью зависели от родителей, от того, как складывается их жизнь и карьера. Поэтому жребий тянуть должны кураторы, но в присутствии участников, чтобы все было прозрачно и открыто.

Я обдумал эти слова и согласился, но с некоторыми оговорками. Надежда Павловна должна остаться на втором этаже, рядом с квартирой-столовой, мы с Назаром остаемся на пятом этаже и жребий не тянем. Всего на пяти этажах имеется двадцать квартир, по четыре на каждом: одна однокомнатная, одна трехкомнатная и две двухкомнатные. Трехкомнатные на втором, четвертом и пятом этажах в жеребьевке не участвуют, поскольку в них находятся столовая-буфет, рабочее помещение и мои апартаменты, «двушка» на пятом этаже, рядом со мной, предназначена для Назара. Еще одна «двушка» на первом этаже оборудована под медкабинет для Качурина. Все остальные квартиры будут распределены по жребию. Надежда должна тянуть жребий отдельно и самой первой, выбирая из трех бумажек, на которых обозначены три свободные квартиры второго этажа. После этого оставшиеся бумажки присоединяются к общей массе, и в жеребьевку вступают другие сотрудники.