Вырвавшуюся из швартовых, массивную, будто паровоз, речную баржу выволокло на самый край дамбы — она почти перевалилась на другую сторону. Элиза с ужасом осознала, что, если бы река поднялась чуточку выше, баржа перевернулась бы и, стрелой перелетев через дорогу, пронеслась бы по двору. Смела бы деревья. А может быть, и дом. А ведь ночью Элиза и не подозревала, что над ней нависла еще и эта многотонная угроза.

Первый этаж преобразился, наружность захватила изнанку. За ночь болото вскарабкалось до четвертой ступеньки — уровень воды поднялся до пояса, но к утру неохотно пополз вниз. В конце концов, хлынувшая стихия выгнала Элизу на второй этаж. Оказалось, вода уже пробилась на чердак и стекала по лестнице в коридор. Элиза провела ночь в постели мистера и миссис Мейсон, с головой забравшись под одеяло. С закрытыми глазами, представляя, будто лежит в другой кровати. Не здесь и не сейчас.

Утром Элиза распахнула на втором этаже все окна. Напустить комаров и других насекомых она не боялась — скорее всего, вода и ветер разобрались с ними на свой безжалостный лад. Часовые птицы умолкли. Буря забрала у нее даже их. Элиза чувствовала их отсутствие каждой клеточкой своего тела. Она осталась совсем одна. Казалось, весь мир канул в небытие. Выжила ли она? Или это была загробная жизнь?

За завтраком пришлось идти вброд. Поток воды распахнул входную дверь настежь. Не без труда продираясь между дрейфующими обломками, она прошла по гостиной. Она проталкивалась мимо подушек, пластиковых рамок для фотографий, плывущей на боку настольной лампы, вазы, видеокассет, пульта от телевизора, мимо других — потонувших — вещей, очертания которых смутно проступали под толщей воды, и невидимых, на которые она натыкалась ногами.

Кухонные шкафы и кладовка тоже были нараспашку. Они повыплевывали жестяные кастрюли, уже промокшие коробки с рожковым мороженым и тако, банки со специями, контейнеры с макаронами и пакетики с молотым перцем чили. Продукты наглотались темной воды и тонули, стоило к ним приблизиться. Она дошлепала до кладовки и влезла на полки. Ураган героически пережила одна-единственная почти пустая коробка сухого риса. Все остальное попадало в воду. Элиза открыла коробку и высыпала рис в рот, старательно разгрызая жесткие зерна. Рядом с ней в воде бултыхалась закрученная банка арахисового масла, она открыла ее и, пальцами зачерпывая сладкую пасту, съела три жмени. Потом Элиза поднялась наверх и, упав на кровать мистера и миссис Мейсон, стала вытираться об их простыни. Она лежала на спине, раскинув руки и ноги, будто раскрыв объятия своему бедному, побитому дому. Элиза задремала. Уснула впервые со вчерашнего утра. Слишком вымотанная, чтобы видеть сны.

Проснувшись, она позволила себе поваляться. Интересно, что сталось с городом? И с новым домом? С тем, в котором они с родителями провели несколько неуютных месяцев. С тем, который она никогда не могла назвать своим. С этой его нелепой, вычурной мебелью, с незнакомыми, необжитыми комнатами, с набитыми их вещами картонными коробками, которые они так и не успели распаковать. Элизе было любопытно, удалось ли наводнению наконец смыть тот мерзкий, похожий на больничный запах новостройки. За их старые вещи она не волновалась — наверняка в дом давно уже въехала какая-нибудь другая семья, успевшая отправить их на ныне затопленную свалку.

Элиза гадала, что ураган сотворил с ее знакомыми по соседству. Утром она уже выглядывала в окно, чтобы проверить дом мисс Ванды, который благополучно пережил бурю, как, надо полагать, и его все еще отсутствующая, а значит, пребывающая в безопасности хозяйка. Ее расположившееся по ту сторону поля жилище стояло на небольшом возвышении, и вода едва доставала до его кирпичного фундамента. Элиза пожалела, что так и не расспросила Броуди о его доме: двухэтажный он был или одноэтажный, стоял на кирпичах или на сваях. Она надеялась, что он, его тетя и даже дядя, которого Броуди так ненавидел, были в порядке.

Элизе хотелось поговорить с кем-нибудь, обсудить ураган, поделиться, что вчерашняя ночь была похожа на что угодно: на сон, на унесший ее вместе с домом смерч — но только не на реальность. Мир разделился на привычное «до» и фантасмагоричное «после». Элиза не впервые испытывала подобные чувства. Вероятно, это и было взросление. Она скрежетнула зубами. Кто бы смог пройти огонь, воду и бетонные стены, не усомнившись в подлинности этого жестокого мира, столь отличного от того, из детских воспоминаний?

Послеполуденное солнце, отражениями плескаясь в разлившейся по двору воде, снова раскалило влажный воздух. Почему-то Элиза рассудила, что спрятавшаяся за дамбой река должна была теперь сменить направление и стыдливо нести свои воды в обратную сторону. Она встала с постели и по привычке щелкнула выключателем, запускающим потолочный вентилятор. Фокус не удался.

Еще бы. Оно и к лучшему. В доме пахло гниющей сыростью. Искра электричества могла обернуться пожаром.

Элиза немного размялась и потянулась. Видимо, эти пару часов она проспала как убитая — не шелохнувшись. Она подняла руку и понюхала подмышку.

— Фу!

Элиза буквально замариновалась в собственном соку. Теперь еще и простыни ей пропахнут. Интересно, Мейсоны заметят?

— Вот уж вряд ли, — ответила она сама себе.

А если и заметят, то, вероятно, припишут это какому-нибудь еноту, забредшему в дом в поисках убежища и не сумевшему отказать себе в удовольствии провести ночь в теплой постели. А может быть, они подумают на нее. И что с того? Так ли уж страшно, если они узнают? Не будет ли им самим все равно? Их дом был затоплен. Элизе подумалось, что она могла бы даже выйти к ним, приветственно помахать в окно, когда они вернутся. У них были проблемы посерьезнее, чем живущая в стенах дома девочка. По крайней мере, пока.

День клонился к вечеру. Рано или поздно насекомые и гады повыползают из приютивших их на время урагана укрытий и заполнят все комнаты ее дома. Очень скоро под потолком закружат комары, бьющиеся о потолок, сорванные наводнением абажуры превратятся в лягушатники для неуемных головастиков, между диванными подушками с комфортом разместятся жабы и змеи. Ее дом все еще сочился сыростью, будто раздувшаяся от воды мокрая губка.

— Но уж лучше так, — решила она. — Оставлю все как есть.

Элиза снова спустилась вниз, в холодную воду, к распределительному щитку в прачечной. Она еще никогда не оказывалась в затопленных домах, зато сталкивалась с ураганами. Электричество обычно включали через день-другой после того, как стихал штормовой ветер. Но этот ураган не был похож на своих предшественников. А вынужденное безделье в пропитавшихся влажной духотой комнатах вдохновляло на размышления о гипотетических опасностях, грозящих ее дому. Элиза старалась рассуждать по-взрослому и поняла, что нельзя пускать электричество по все еще заполненным водой, сырым стенам.

Она еще никогда не открывала щиток сама — только пару раз наблюдала, как отец меняет перегоревшие пробки. Внутрь она тоже не заглядывала, но хорошо помнила, как мрачнело папино лицо, когда он распахивал дверцу и осматривал то, что было за ней. Она представляла множество хитросплетенных проводов и разноцветных лампочек, но, открыв панель, обнаружила всего лишь маленькие черные рычажки. Скучно. Сбоку располагался такой же простой красный переключатель, который, очевидно, и нужно было опустить вниз.