— Ну вот, — довольно кивнула Элиза. Она понятия не имела, насколько необходимы были проделанные ей манипуляции — ожидать восстановления электроэнергии в ближайшую неделю, а то и месяц, было, вероятно, весьма наивно. Но осознание собственной предусмотрительности приятно грело душу. Она чувствовала, что папа гордился бы ей. Неподалеку из-под воды выступал угол отошедшей от стены доски с нарисованным папой деревом — будто протянутая к спасению, скрученная судорогой рука утопающего.

По кухонной кладовке плавали пластиковые бутылки с водой — Элиза почти залпом выпила сразу две и отбросила их в сторону. Мусорное ведро все равно сейчас не справлялось со своими обязанностями. Вода приятно холодила ноги. Элиза наклонилась и плеснула ей в лицо и на волосы. Вода была грязной — она представила, как мама, увидев эту картину, вскинула бы брови, — но остужающее прикосновение влаги к плечам и спине того стоило.

Элиза еще раз прошлась по комнатам своего дома. По ветвям Мирового Древа.

Дом изменился: первый этаж был наполовину затоплен. Но буре не удалось изломать его скелет — ее стены остались на прежних местах. Даже разрушенный, сейчас он был куда больше похож на ее дом, чем все последнее время. С полок шкафов мерно капала вода. Снаружи ветер играл с клочьями сайдинга, постукивая ими по стенам.

Ее дом. Ее большой, умирающий дом.

Элиза прикидывала, как лучше подготовиться к надвигающейся ночи. Стоило ли закрывать окна, запечатывать дом настолько, насколько возможно? Или правильнее было принять, что отныне порог не отделял внутреннее от внешнего? От укусов насекомых ее, пожалуй, сумел бы уберечь натянутый по самую шею мусорный мешок. А еще, можно было вылезти на навес над передним крыльцом и прямо там, на черепице, развести маленький костерок. Жить в собственном доме, будто на лоне дикой природы. Она понятия не имела, как скоро вернутся Мейсоны, но предполагала, что путь назад займет у них не меньше нескольких дней. Даже когда с дорог схлынет вода и власти разрешат проезд в зону бедствия, все трассы будут забиты легковушками, грузовиками и прицепами. Не говоря уже о мертвых глазницах светофоров и разбросанных по асфальту кровельных гвоздях. Элиза была бы безмерно рада свалившемуся на нее одиночеству, если бы не одно «но»: скоро ей придется разбираться с пополнением запасов еды. И чистой воды.

Она выбралась из затопления, но не успела сделать и шага по лестнице, когда услышала доносящийся снаружи шум разгоняемой воды, ползущей одной-единственной непрерывной волной. Звук нарастал — и Элиза отправилась к входной двери посмотреть на его источник. Через некоторое время из-за окаймляющих двор деревьев в поле ее зрения вырулила первая машина, возвращающаяся восвояси после урагана. Двигатель урчал, промокшие приводные ремни пронзительно скулили.

Увидев приближающийся грузовик, Элиза подумала, что водителю следовало подождать, пока спадет уровень паводковых вод. И уж точно не стоило ехать по этой дороге. Грязная вода серыми брызгами разлеталась от корпуса машины, облизывала дверные ручки. Окна были полностью опущены — кабина наверняка насквозь промокла. Если водитель даст по тормозам, волна не упустит шанса наброситься на фургон и затопит и кузов, и кабину, и двигатель.

И вдруг Элиза осознала, где остановится грузовик. Он не стал сворачивать на подъездную дорожку, хотя явно намеревался это сделать. У него не вышло — двигатель захлебнулся раньше, и машина заглохла на дороге прямо перед ее домом. Достаточно близко. Отстегнув ремень безопасности, водитель стал возиться с чем-то на пассажирском сиденье. Волна нагнала его, мстительно закружилась вокруг большого черного грузовика, просочилась в окна — и понеслась дальше по дороге. Трауст.

Он вернулся. Вернулся первым. Должно быть, переждал ураган где-то поблизости — достаточно близко, раз явился настолько скоро. Переждал бушевавший ветер, грозы и наводнение, чтобы прийти и найти ее.

Элиза попятилась в прихожую. Мужчина с плеском выпрыгнул из грузовика. Элиза отвернулась и стала судорожно соображать, где могла бы спрятаться.

Времени быть тихой не было. Тем не менее Элиза проглотила рвущийся из груди крик.

Элиза вернулась домой зимним утром несколько месяцев назад. Оконные стекла запотели от обивающего пороги холодного воздуха. Сухая газонная трава морозно хрустела под ее шагами. Ноги ныли от миль, пройденных по ночному асфальту, и от застрявших в подошвах ботинок острых камешков, которые она обнаружила только сейчас. Холодный ветер пробирался под пальто — она не раз успела пожалеть, что не прихватила с кровати приемной семьи одеяло, в которое можно было закутаться по пути.

Элиза пробралась в собственный двор, будто воровка. Украдкой, оглядываясь через плечо. Сторонясь открытых пространств, просматривавшихся с дороги. Перебегая от укрытия к укрытию: от кустов азалии к низко свисающим плетям магнолии и дальше — за выступ дома. Никто не должен был заметить, как она войдет внутрь. За занавесками и полуприкрытыми жалюзи она рассмотрела украшенную рождественскую елку. Гирлянда была выключена. Никаких признаков движения внутри она не обнаружила.

Мир подбирался к ней все ближе, дышал в спину, подползал в пампасной траве, выпрыгивал из-за края дамбы — будто играл с ней в «Море волнуется раз». Элиза обходила дом по периметру, вдавливала ладони в неподатливые оконные рамы, выбивала из стекол упрямое дребезжание, когда ее руки соскальзывали с не желающих открываться створок, дергала и нетерпеливо проворачивала дверные ручки.

Элиза снова искала убежище — на этот раз в затопленном доме. Трауст вернулся, прихватив с собой мучительные воспоминания о том дне. На нее нахлынуло ощущение дежавю. Ударило в ноздри въевшимся в память запахом, будто она и не переставала им давиться. Ее сознание расщепилось натрое.

Элиза мысленно бродила по закоулкам прошлого в поисках укромного уголка своего дома, готового приютить и обласкать ее. Бродила в настоящем — в поисках нового пристанища. Бродила бок о бок с Траустом — пыталась представить, что он видит, пробираясь через ее двор и поднимаясь по затопленным ступенькам ее крыльца.

Трауст собирался вломиться в ее дом точно так же, как задолго до него сюда вломилась сама Элиза. Но двери перед ним были не просто не заперты — они были приветственно распахнуты, и прятаться ему было не от кого. Куда как проще, чем ей. Они были один на один. Ему оставалось только войти.

Она слышала, как он вошел в прихожую. Слышала его широкие грузные шаги. Слышала, как высоко он поднимает ноги и как тяжело впечатывает их обратно в толщу залившей первый этаж воды. Как заваливается в гостиную, где всего несколько мгновений назад стояла она. Как проходит по столовой между беспорядочно дрейфующими стульями и наглотавшимся воды пианино. Как заворачивает в кухню. Как волнами прокатывается по дому его присутствие. Как он разгоняет плавающие по кухне сковороды и кастрюли и они со звоном врезаются в распахнутые дверцы шкафов. Дно под его ногами было усеяно множеством вещей. Она представила, как он, сгорбив плечи, размахивая руками и бешено вращая головой, скользящими па протискивает между ними ступни. В ее сознании он выглядел нечеловечески высоким, с дикими безвекими глазами и оскаленными, как у гончей, зубами. Он вернулся к лестнице и, хлюпая набравшими воды сапогами, устремился на второй этаж.