– Простите. – Неверфелл схватила его за рукав, не давая влиться в поток людей. – Я ищу Эрствиля.

Мальчик резко развернулся и шлепнул по занавеске в черно-белую клетку.

– Проснись и пой, Эрствиль. Девчонка пришла позвать тебя в оперу, – крикнул он и исчез в туннеле.

Занавеска отлетела в сторону, и Эрствиль уставился на Неверфелл. Лицо его припухло от сна, на щеке отпечатался воротник, но Неверфелл сразу узнала выражение вежливого равнодушия, которое носили многие чернорабочие. Сердце у нее противно заныло.

– Какого подземельника ты тут делаешь? – неприветливо спросил Эрствиль.

– Ты же сам сказал прийти, если я попаду в беду…

– Я сказал прислать мне весточку, а не приходить! Тебе здесь не место!

Он выбрался из ячейки и попытался поправить занавеску, чтобы уберечь свое обиталище от любопытных взглядов. Но черно-белая тряпка была слишком короткой. Эрствиль сдался и зло отдернул ее в сторону.

– Вот, пожалуйста, любуйся! Наслаждаешься экскурсией по Рудникам?

Эрствиль со всем своим скарбом ютился в нише, глубина которой едва достигала полуметра. Вещей у него было немного: жестяная кружка, помятая и затасканная сумка, кое-какая одежка – сложенная, она заменяла Эрствилю подушку – и его главное сокровище, моноцикл. Слишком поздно Неверфелл поняла, почему ее друг злится. Он не хотел, чтобы она увидела, как он живет, – забившись в ямку на стене, словно личинка светляка.

К глазам Неверфелл подступили слезы.

– Я не специально сюда пришла! Меня похитил Клептомансер, но я сбежала, надев его костюм. А теперь по Рудникам рыщут следователи, и если они меня найдут, то схватят и будут пытать. Эрствиль, я не хочу, чтобы меня пытали! Я пришла сюда, потому что у меня не было другого выхода. Ты один из немногих в Каверне, кому я могу доверять. А в Рудниках и вовсе единственный.

Лицо Эрствиля приняло выражение угодливого внимания, словно он ждал, что она скажет что-то еще. Конечно, это не говорило о его настоящих чувствах, но ничего более близкого к ним у него в запасе не было. В любом случае он больше не сверлил глазами пол.

– Глупая курица, – пробормотал Эрствиль. – Разве я не говорил тебе, что ты совсем окартографела? Разве не предупреждал, что попадешь в беду, если сунешься во дворец? Похитил Клептомансер… И как ты только умудряешься?..

– Ну… Он сумасшедший, и все дело в разломах, нитях и муравьях. И вообще все думали, что это будет камелеопард.

– По-прежнему стрекочешь, как безумная белка. – Эрствиль покачал головой, быстро оглядел туннель и вытащил из своей «подушки» какие-то лохмотья. – Вот, оберни вокруг головы, чтобы лица не было видно. И пойдем скорее!

Поспешая за Эрствилем, Неверфелл молча радовалась, что почти ничего не ела на службе у великого дворецкого. Ее друг без труда протискивался в узкие щели и хорьком пролезал через небольшие отверстия. Неверфелл ничего не оставалось, кроме как следовать за ним.

– Я всегда пользуюсь этой дорогой, чтобы выйти из Нижнего города, – на ходу пояснил Эрствиль. – Ох, чтоб меня! – Он резко остановился. – Назад! Прячься в щель! У подножия лестниц караулят следователи!

Назад они возвращались тем же путем и постоянно оглядывались, не мелькнет ли где зловещая пурпурная униформа.

– А есть другой путь из Рудников? – шепотом спросила Неверфелл.

– Их не так много, – покачал головой Эрствиль. – Если у лестниц расставили охрану, значит, и у других выходов тоже. Похоже, они оцепили Рудники. Неужели все это ради того, чтобы поймать тебя?

– Наверное, – пожала плечами Неверфелл. – Меня или Клептомансера.

– Следователи в Рудниках. Это всегда не к добру. – Эрствиль бросил косой взгляд на Неверфелл. – Они спускаются сюда, только когда кого-нибудь ищут. И делают все, чтобы мы из-под земли достали этого человека и притащили к ним. Избивают, упекают в застенки. А если и это не работает… то оставляют нас без свежих яиц.

– Оставляют вас без Лиц? – в ужасе ахнула Неверфелл.

– Нет! Без яиц! Без яиц! – сердито повторил Эрствиль, и, когда Неверфелл облегченно фыркнула, его лицо снова окаменело. – Тебе-то смешно, ты всегда ела столько яиц, сколько хотела. А если в Рудниках не есть яйца, то вырастешь кривоногим и чахлым, и легкие у тебя будут как два старых носка.

Потрясенная словами друга, Неверфелл припомнила, что Эрствиль часто просил расплатиться с ним яйцами за услуги. Она-то думала, что он их просто любит.

– Я не знала, – едва слышно сказала она.

– Здесь все не так, как наверху, – с горечью произнес Эрствиль. – Следователи не приходят сюда, чтобы защитить нас. Если дело касается придворных и мастеров, они жилы рвут и выбивают двери, хватая всех, кто под руку подвернется. Но если убивают чернорабочих, они и пальцем не шевельнут. Ни разу не видел, чтобы они прочесывали улицы после репетиций.

– Репетиций? – нахмурилась Неверфелл. Ей очень не понравилось, каким тоном Эрствиль произнес это безобидное слово.

– Ну, это мы их так называем. Местная шутка, – пояснил он, и веселья в его голосе было не больше, чем в куске гранита. – Понимаешь, убийства при дворе – не редкость. И никто не хочет опростоволоситься в ночь премьеры. Поэтому придворные спускаются в Рудники поупражняться в своем нелегком деле, ведь никто не будет скучать по чернорабочим. Кроме других чернорабочих, а они, разумеется, не в счет. Здесь придворные испытывают новые яды, здесь дают наемным убийцам возможность показать себя, здесь отрабатывают удары мечом и сценарии нападения.

– Они убивают людей? Просто приходят и убивают? Ни в чем не повинных людей?

– Нет, только чернорабочих, – с напускной беспечностью ответил Эрствиль, но слова его были тяжелее, чем двухтонный колокол. – Череда странных, но схожих между собой убийств – или самоубийств, несчастные случаи, «вспышки болезни», от которых все умирают одинаково быстро, – так это обозначают на бумаге. Но мы-то понимаем, в чем дело. Недавно опять началось. «Домашние убийства», чернорабочие убивают чернорабочих – так написано в протоколах. Но я скажу тебе, что кто-то из придворных опять репетирует. Нутром чую.

Неверфелл не знала, что ответить, она будто онемела. Перед глазами пронеслись путаные улочки Нижнего города, толпы людей, забитые ясли. Разум отказывался воспринимать услышанное – иначе ей пришлось бы что-то почувствовать, и чувства разорвали бы ее изнутри. А Неверфелл и так была натянута до предела.

Эрствиль посмотрел на нее, когда они прошли мимо светильника, затем остановился и осторожно выглянул из-за угла.

– А тебя сильно потрепало, – угрюмо пробормотал он. – Уже не желторотая птаха, да? Кое-что узнала, кое-что увидела, кое-что уяснила…

Неверфелл кивнула:

– Ты заметил? Я… изменилась? Сильно?

– Да, ты изменилась. Взгляд стал осмысленнее. Но я не думаю, что это плохо. Хотя подозреваю, что твои хозяева с этим не согласятся. А ты ведь собираешься к ним возвратиться, угадал? Вместо того, чтобы пойти к Грандиблю.