– Ты это о чем? – насторожился Геннадий.

– Будто ты не знаешь!

– О романе моей Люськи с твоим татарином? Так это когда было! Еще до нашей встречи! Она у меня тоже не первая. Да ты знаешь, – насмешливо сказал Мануков и вынул из кармана халата банку пива. – Похмелиться не желаете, мадам? – подмигнул он Элине.

– Нет! Я так рано не пью!

– Хватит порядочной прикидываться. Это ты своему татарину лапшу на уши вешай. Я-то знаю, кто ты есть. – Мануков указательным пальцем лихо выбил крышечку и с наслаждением отхлебнул из банки. – Эх! Хорошо! Ну? Чего стоишь? Что тебе от меня надо?

– Комплимент хотела тебе сказать, Геночка.

– Что? Пожалела о том, что со мной не осталась? Это правильно! – самодовольно заявил Мануков, смакуя пиво.

«Сейчас я спесь-то с тебя собью», – мстительно подумала Элина и сладким голосом пропела:

– По крайней мере, это благородно. Я, признаюсь, думала о тебе хуже. Я полагала, Гена, что ты завистлив и неблагодарен. И ошиблась! Ты прекрасный, благородный человек, сейчас такие люди редкость, – томно улыбнулась она.

– Э-э-э… Да ты ли это, дорогая? Ты о чем так сладко поешь? А то я тебя, Элька, не знаю! Какое такое благородство?

– Ну, как же, Геночка? Ренат все эти годы растил твоего сына, а ты в долгу не остался. Растил его дочь.

– А ну… А ну, повтори, сука, что ты сказала?!

– Тихо, милый, на нас люди смотрят, – Элина проворно отскочила. В глазах у нее плясали бесенята. Она была в одном купальнике, лишь сверху накинула алое парео с блестками. Элина воображала себя сейчас валькирией, воинствующей мстительницей. Невольно она вошла в раж. Только что Манукова нанесла ей смертельный удар, но она отомстила! – А то ты не замечал, что Надя на тебя не похожа?

– Сука… – прошипел Мануков.

– А если приглядеться? У девочки глубокие карие глаза и нос с горбинкой. Никого не напоминает?

– Откуда… – только и смог сказать Геннадий. – Откуда ты узнала?

– А это важно? Сделала генетическую экспертизу, – ехидно протянула Элина. – Результат показать или ты мне на слово поверишь?

– Ты, гадина, решила разбить мою семью… Я понял… – прохрипел Мануков.

– Семья – это когда есть дети. Свои дети, – подчеркнула Элина. – И не я это затеяла, заметь. Твоя жена решила вдруг уйти к моему мужу. По той причине, что у них, видите ли, совместный ребенок. И я хочу, чтобы ты принял меры, – жестко заявила она.

– Моими руками решила, значит, жар загрести. Уж я-то знаю, что такое для тебя деньги! Тебя развод не устраивает. Или нет… Тебе нужен компромат. Свидетельство того, что муж тебе изменял. Тогда ты его разденешь до нитки. Тебе не привыкать.

– Они дважды встречались. Ренат и Людмила. Последний раз сегодня ночью. Не говори, что ты этого не знаешь!

– Ну, допустим, – усмехнулся Мануков. – Так до постели же не дошло.

– Она тебе врала, ты что, не понимаешь? Семнадцать лет врала! Все открылось случайно. А если бы не открылось? Ты бы так и прожил всю жизнь в неведении! И оставил бы все нажитое тобой ребенку человека, которого ненавидишь всеми фибрами своей души! Я же вижу! И ты ей это простишь?!

– Чего ты от меня добиваешься?! – вскипел бывший муж.

– Отомсти ей.

– Да пошла бы ты к черту! Учить она меня будет!

– Я ославлю тебя на всю Москву! – пригрозила Элина. – О! Я уверена, у нас есть общие знакомые! Пущу сплетню. Тем более это правда. Достаточно посмотреть на Надю…

– Да заткнешься ты или нет?!

– Папа!

Они оба вздрогнули и обернулись: к ним почти бежала Надя. Элина видела, как перекосилось лицо у Манукова. Он, похоже, еле сдерживался. «Папа», – вот что его взбесило.

– Там маме плохо! Здравствуйте, – Надя кивнула Элине.

«Хорошая, вежливая девочка, – подумала Катыкова. – И как похожа на Рената! Почему я раньше этого не замечала?»

– Идем, – Мануков запахнул халат и зашагал к пляжу. Недопитая банка полетела в урну.

«Что теперь будет? – подумала Элина, глядя ему вслед. – По крайней мере, он предупрежден. Если Людмила начнет с ним сейчас откровенничать, она в любом случае опоздала. Генка уже ее ненавидит. Но что с ней такое?»…

– Значит, ей стало плохо в кафе? – уточнил Алексей.

– Да.

– Когда же ее отравили? И кто?

– Я же вам сказала…

– Элина Виленовна, хватит! Не хочу больше этого слышать! Не вы ее убили! А теперь я хочу знать правду. Когда было последнее свидание Мануковой и Рената Алексеевича?

– Что? – вздрогнула Элина.

– Вы говорили, что они встречались дважды.

– Накануне вечером, но…

– Вечером или ночью?

– Вы хотите сказать… Нет!

– А кто тогда?

– Да зачем это нужно Ренату?!

– Пока не знаю… Но мне с вашим мужем пора серьезно поговорить. Пойду поищу его. – Алексей встал.

– Стойте! – дернулась Элина. – Не нужно, слышите?

– Я пошутил. Мне к жене надо.

– Да есть ли для вас что-то святое?!

– И это вы мне говорите?! – разозлился он.

– А, делайте что хотите, – Элина махнула рукой. – Мне уже все равно…

– Я действительно иду к жене и детям.

Он машинально глянул на часы, висящие на стене. Почти девять. Самолет скоро сядет, меньше часа осталось. Разгрузится, потом начнется посадка. Рейс возвратный, остаться здесь, в Италии, они не могут. Хоть в Сибири, но сядут. Лишь бы на родине. Значит, скоро…

Внезапно он почувствовал тошноту. Заболел желудок, появилась изжога. «Это от сухомятки. Я весь день питаюсь сэндвичами и пиццей. А еще эта кола. Плюс крепкий кофе, – подумал Алексей и начал озираться в поисках свободного местечка. – Надо присесть и отдышаться. А вдруг меня тоже того… Отравили… Ерунда! Я ничего не ел и не пил из «вражеских» рук. Разве что кофе с Артемом… Да нет. Это от сухомятки».

Алексей сел на ближайший свободный стул и сделал несколько глубоких вдохов, резко выдыхая из легких воздух. Тошнота почти прошла, зато его стало клонить в сон. Леонидов опять вспомнил, что встал сегодня в пять утра. Надо бы поспать, но где? На стульях? Если только кого-то подвинуть, все места давно уже заняты. Люди приходят и уходят, кроме томящихся в терминале русских, чей рейс надолго задержали, все остальные улетают.

«Европа открыта, причем вся», – грустно подумал он, глядя на идущих мимо англичан. Этих видно сразу: организованные, на посадку идут гуртом, и все как один жуют. Пройдя рамку, дружно направились в дьюти-фри, накупили чипсов, шоколадок, печенья и теперь так же дружно открывают яркие коробки и пакеты. Хруст, шелест оберточной бумаги, сосредоточенное и молчаливое поглощение вредной еды. Как это вообще можно есть?! Но по времени положено принимать пищу, вот они и стараются. Такое ощущение, что в самолете их не кормят. Или они экономят, питание не заказывают? Спиртное не пьют, ни-ни! Осуждающе косятся на шумных русских, оккупировавших оба кафе. Достали мы их, понятно.