– Там кто-то есть, – быстро зашептала она. – Среди деревьев. Ходят. Смотрят. Так страшно. Как эти Томиловы не боятся здесь жить?

– Боятся те, кого пугают, – буркнул Скелет. – Как с кладом – его находит тот, кому он предназначен.

– А падает тот, кого толкают.

Скелет скосил на Чудовище глаза.

– Я посмотрю, что это может быть. Дуб – священное дерево пруссов. Он высох. Не к добру.

– А Никодим тебя уже не волнует?

– Мальчишка здесь все излазил. Наверняка знает тайные лазейки. Может, там какой подземный ход. Мне другое интересно. Что нашел Ворон, какую тайну?

Чудовище замедлила шаг. Говорить или не говорить… Янус прислал смс с признаниями, и Скелет разозлился. Или ей это только показалось? А может, Матвею все равно? Никого он не любит. Себя, сотовый, Интернет и губную гармошку. Ну, еще кофе.

Она смотрела на уходящего Скелета. Так хотелось, чтобы он прямо сейчас вернулся, обнял, сказал, что любит. Только ее и навеки. Что пойдет с ней на край света. Что искал долгие годы только ее – и вот нашел. Что без нее он умрет.

Обернись! Ну, слышишь? Обернись! Сейчас же! Если ты не обернешься… Что же, сам напросился.

– Когда вчера утром ко мне приходил Гера, он принес птичку из янтаря.

– Птичку?

Скелет остановился, но не обернулся.

– Да, тоненькую, с длинной шеей. Журавля, наверное.

– Почему журавля?

Шевельнул головой, не завершив поворот. Это разозлило.

– В любви признавался. Сказал, что любит, и подарил.

– Где она?

Ну вот, теперь повернулся. Не прошло и полгода.

– Он ее забрал.

– Головка была вверх поднята?

– Нет. Длинный такой клюв.

– Это аист.

– Пускай аист.

Чудовищу было все равно. Ее слова совершенно не тронули Скелета. Его больше заинтересовала птица. Значит, не любит. А раз так, то какая разница – цапля, аист, лягушка. Да хоть весь зоопарк Калининграда вместе с бегемотом!

– Пойдем, посмотрим, – пробормотал он, машинально доставая сотовый.

И пошел. Один. Стало холодно. Никогда так раньше не было. Скелет мало на кого внимания обращал по жизни. Сидел, вечно уткнувшись в свою гармошку. И ей было все равно – есть и есть. А теперь? Что изменилось? Почему она замечает его спину, равнодушный взгляд? Или потому что дал надежду и сам же ее не оправдывает? Пришел, сказал, что любит, добился от нее взаимности – и все? Ах, зачем она отказала Янусу, он вон какой верный. Слушает все, что говорит Синеглазка. Или вот Гера. Белобрысая от него не отходит, и он следит, чтобы ей было хорошо.

– Ты чего застыла?

Скелет отошел уже на приличное расстояние, когда заметил, что идет один.

Чудовище спросила, словно кто под локоть толкнул:

– А ты меня любишь?

– Ты хочешь, чтобы я об этом кричал через всю улицу?

Нет-нет, она не хотела улыбаться. Так получилось. Улыбка разодрала рот, радость легким шариком ударилась в ноги. Чудовище подпрыгнула и побежала догонять Скелета, юркнула рукой ему под локоть.

– А чего ты такой? – спросила она, упираясь подбородком в его жесткое плечо.

– Какой? Я думаю.

Чудовище потерлась щекой о его рубашку. Ну, пускай думает.

Ворона дома не оказалось. Его хмурая мама сказала, что Генриха не видела уже два дня. Невысокая, худая, с такими же черными, как у Ворона, волосами. Лицом он как будто бы пошел в нее, но мамины черты были тоньше и красивее. Вся вороновская суетливость ушла в ее размеренность. Вместе они, наверное, смотрелись хорошо.

– Болтается где-то. Вы с этим домом совсем с ума посходили. Так и ночуете там? Ждете, когда вам бомжи по голове бутылкой стукнут?

– Вторую ночь? – зачем-то уточнил Скелет.

– А вы что, его там не видели? – насторожилась мама. Но не серьезно. Так, для проформы.

– Видели, – заторопилась Чудовище. – Он клад ищет.

– Доищитесь вы, – махнула полотенцем мама. – Давайте-ка гоните его домой. И пускай сотовый включит. То клянчил дорогой телефон, чтобы звонить можно было, а то вырубает его, и никакой связи. И скажите ему, что если он не появится сегодня, я его отправлю в Ладушкин к бабке. Будет там все лето на грядках сидеть. Кладоискатель…

Чудовище заверила маму, что непременно пришлет Ворона домой, что лично проверит рабочее состояние его мобильника. Покосилась на Скелета. Он слушал. И только когда мать готова была уже закрыть дверь, спросил:

– А вы видели у него янтарного аиста или журавля? Небольшую такую фигурку.

– Нет, не люблю янтарь. Только пыль собирать и может.

– Правильно, – пробормотал Скелет, отворачиваясь. Дверь почти закрылась. – А вы жемчуг любите? – совсем уже непонятно зачем спросил он.

– Люблю, только не крупный, а мелкий. Речной.

Скелет покивал. Так, кивая, и вышел на улицу. Объяснять ничего не стал. На все вопросы лишь хмыкал и смотрел себе под ноги. Ну вот зачем ему жемчуг? Какая связь между жемчугом и янтарем? Что он тут из себя мисс Марпл строит!

Ух, как разозлилась. Прямо кулаки сжались. А он еще возьми да и скажи:

– Сиди дома, никуда не ходи.

– А ты разве уже уходишь? – испугалась Смиля. – А как же наша война? А если Янус завалится или Ворон?

– Вряд ли, сейчас у них свои дела. – Голос у Матвея был равнодушный.

– А если Лаума опять придет?

– Будешь дома сидеть, ничего с тобой не случится. А если что – звони, – он усмехнулся, – приду.

– Куда приду?

Они стояли в подъезде, Скелет, как истинный вампир, даже порог дома переступать не стал.

– Не переживай, – махнул он рукой. – Все образуется.

– Как образуется? – Она шла за ним, беспомощно протягивая руки. – Меня сегодня чуть не утопили, тебя чуть не убили. Мы должны быть вместе. Вдвоем!

У Смили закралось подозрение, что свои последние слова она не произнесла, а всего лишь громко подумала, потому что Скелет никак на эти патетические речи не отреагировал. Брел прочь, уткнувшись в сотовый.

– И вообще – не переживай, – напоследок остановился он. – Я думаю, все закончилось. Они нас выжили из Дома, компания развалилась. Каждый нашел то, что искал.

– Что искал?

– Кто что… Бывай!

Ушел. Ни поцеловать, ни обнять. Смиля насупилась. Назло Матвею прямо сейчас захотелось отправиться к Дому. Правда, пред этим не мешало бы запастись одеялом, термосом с чаем и бутербродами. Прийти, а там Янус с Синеглазкой. И стать в их компании третьей лишней. Или отыскать Ворона и затесаться в их кладоискательскую группу. И снова стать лишней.