– Вы учите моего брата драться? – спросил он у доктора.

– Ну да, учу, и у него отлично получается, как я и думал. Я горячий поклонник бокса. Если есть возможность, никогда не пропускаю бои профессионалов.

Брэнд взглянул на Эндрю:

– И как давно ты учишься драться? Эндрю неловко переступил с ноги на ногу.

– С того вечера, как доктор Хардкасл вытащил из тебя пулю. Мы поговорили, одно-другое…

– У тебя рана на лице, Эндрю, – сказал доктор, – дай-ка мне взглянуть.

Выйдя из арестантской, Брэнд и Эндрю пешком отправились в «Розу и корону». Ущерб оказался не таким уж большим: разбитое окно и несколько поломанных стульев и скамеек. Экипаж и лошади ждали хозяев в гостиничной конюшне, и Брэнду пришлось заплатить за постой.

Эндрю сел на козлы, а Брэнд откинулся на спинку сиденья и вскоре погрузился в размышления. Он думал о том, что совершил ошибку, что Эндрю все эти годы нужен был не наставник, а друг, больше – брат. Брэнд не хотел, чтобы брат стал таким, как их отец, поэтому старался, чтобы Эндрю всегда был занят, вначале учебой, потом делами поместья. Нельзя сказать, что он не уделял внимания Эндрю, просто слишком однозначно подходил к его воспитанию. Это ему следовало бы учить Эндрю драться.

Несмотря ни на что, из Эндрю выходит настоящий мужчина. Брэнд гордился тем, как он держался сегодня. На оскорбление Молверна Брэнд не обратил внимания. За свою жизнь он уже привык к таким оскорблениям. К чему он не привык, так это к брату.

– Эндрю, – начал он и прокашлялся, – я надеюсь, что ты будешь шафером у меня на свадьбе.

Эндрю резко втянул воздух.

– А как же Эш Денисон? Разве он не захочет быть твоим шафером?

– Нет. Эш покрывается сыпью, когда слишком приближается к алтарю. Не может унять слез. Он испортит службу.

Эндрю засмеялся.

– Кроме того, – продолжал Брэнд, – ты ведь мой брат, а это очень много для меня значит.

На этот раз Эндрю прочистил горло.

– Почту за честь. Брэнд улыбнулся:

– Значит, решено.

– Свадьба точно состоится? Я уж было засомневался после слов Эмили, но все видят, что вы с Марион прекрасная пара.

Брэнд застыл.

– А что тебе сказала Эмили? Эндрю усмехнулся:

– Что у одного из вас или у обоих нервы разыгрались и, пока вы не возьмете себя в руки, свадьбы, возможно, не будет.

– Интересно, – протянул Брэнд. – Что еще она тебе рассказала?

Марион услышала тихий стук в дверь и поднялась.

– Кто там? – крикнула она. Приглушенный голос ответил:

– Кто еще это может быть в такое время ночи?

Едва Брэнд вошел и запер дверь, Марион сразу поняла, что он переполнен эмоциями.

Сердце подскочило к горлу.

– Что случилось, Брэнд? Что-нибудь с Эндрю?

– С Эндрю все в порядке. – Он придвинулся на шаг, затем еще на один. – Он дома и нисколько не пострадал. Я не хочу говорить об Эндрю. Я не хочу говорить об Эмили. Я хочу поговорить о нас.

Иногда Брэнд Гамильтон выглядел вполне милым и галантным, но сейчас лицо его пересекали жесткие линии, а голубые глаза поблескивали холодным стальным блеском. На какое-то мгновение она даже испугалась, но потом взяла себя в руки. Разгневанный Брэнд Гамильтон мог наводить страх на высокопоставленные чины в правительстве и придворных кругах, но она его не боялась.

Марион вздернула подбородок. Твердо глядя ему в глаза, спросила:

– А что насчет нас?

Он приблизил к ней свое лицо.

– С каких это пор такая пылкая мисс страдает от предсвадебных нервов?

Он не дал ей шанса ответить. Его рот накрыл ее губы в поцелуе, рассчитанном на то, чтобы подавить все остатки женского сопротивления. Он прижал ее своим весом к кроватному столбику и обхватил лицо ладонями.

– Теперь расскажи мне о предсвадебных нервах, – сказал он и поцеловал ее снова.

Она бы воспротивилась, если б не чувствовала себя виноватой. Очевидно, ее сбивчивый разговор с Эмили дошел до него. И его гордость оказалась задета.

Когда он поднял голову, она прошептала:

– Брэнд, ты не понимаешь.

– И из-за этого ты нервничаешь? – горячо бросил он и обхватил ее грудь.

Его голос ни на йоту не потерял своей силы.

– Должен ли я доказывать, что ты готова к замужеству? Она покачала головой.

– Тогда почему, черт побери, ты передумала? Я считал, что между нами все решено.

Воздух вырвался из его легких, и он прижался лбом к ее лбу.

– Ты хочешь, чтобы я был счастлив?

– Ты же знаешь, да.

– Тогда я покажу тебе, что для меня лучшее.

Не отводя взгляда, он положил ее на кровать и опустился рядом с ней.

У самых ее губ он прошептал:

– Хотел бы я понять, что происходит в твоей голове. Но поскольку я не могу этого понять, то скажу, что происходит в моей. Я не могу думать ни о чем, кроме тебя. Ты не смятение, ты наваждение. Нет, не отворачивайся. Это больше, чем вожделение. Я хочу строить с тобой будущее, хочу иметь с тобой детей. В сравнении с этим всё остальное – прах. – Он сделал прерывистый вдох. – Теперь скажи мне, что ты этого не хочешь.

– Это несправедливо. Я стараюсь не быть эгоисткой.

– А я пытаюсь не выйти из себя.

Она печально усмехнулась. Он вздохнул. Их губы встретились и слились в поцелуе. Ее уступчивость смягчила его неистовость, но это не отвлекло от цели. Она его половинка. Чем скорее она осознает это, тем лучше для обоих.

Брэнд начал медленно раздевать Марион, и вскоре на ее теле не осталось ни малейшего участка, который бы не чувствовал нежную ласку его пальцев, прикосновение губ. Он задержался на розовых вершинках грудей, изгибе бедер, легкой выпуклости живота и мягком бугорке, который охранял сердцевину ее женственности.

– Ты так прекрасно сложена, – прошептал он, – так восхитительно женственна. – Слова становились более пылкими, более откровенными. И она стонала и извивалась под его ласками.

– Брэнд, – мягко проговорила она.

Он услышал в ее голосе неуверенность и желание. Эта неуверенность более, чем что-либо, помогла ему справиться с собой. Он осыпал дождем нежнейших поцелуев ее глаза, щеки, губы.

– Я не буду продолжать, если ты не хочешь, сказал он.

Марион не верила своим ушам. Все ее тело томилось от неутоленного желания. Она безумно хочет его. Неужели он не видит?

Она сделала то, что подсказывал ей женский инстинкт: приподняла голову и поцеловала его со всей любовью и страстью, которые таила в глубине. Она почувствовала гулкий стук его сердца на своей груди. Дыхание перехватило.