После этих слов Миша замолчал и встал вместе с другими окончательно одеваться. Пока все толпились у одежного шкафа, я распределял каждого на свои работы. Сам я направился на помощь Саше, заправлять наши вездеходы. Эта подготовительная, предотъездная суета продолжалась около двух часов, потом, мы довольно быстро пообедали и в первом часу дня тронулись в дальнейший путь. Метель уже окончательно прекратилась, снега не было, видимость была отличная. Снега навалило довольно много, и наш караван, оставляя относительно глубокую колею, двинулся в снежную бесконечную даль.

Построение нашей колонны осталось прежним, так же как и экипажи наших вездеходов. Первую смену управлял ГАЗоном я, а Сергей как обычно дремал на пассажирском кресле. И это несмотря на то, что перед этим он проспал почти что сутки. Слушая его сопение, изредка прерываемое сладким почмокиванием, мне оставалось только завидовать стабильной психике и общему физическому здоровью его организма. Вот уж поистине, когда — солдат спит, а служба идет.

Когда подходила к концу моя смена, я даже с каким–то злорадством растолкал Сергея, еще до остановки нашего каравана на пересменок. При этом громко крикнул, практически, прямо ему в ухо:

— Подъем! Хватит дрыхнуть — Наташку проспишь.

Малой, буквально подпрыгнул на сиденье, повертел головой и очумелыми, круглыми глазами, уставился на меня:

— Ты что, Батя, офигел? Так же можно и до разрыва сердца довести, — воскликнул он и усиленно, обеими руками, начал растирать себе шею.

— Как же, такого лося доведешь! Я, наоборот, тренирую тебя — мгновенно быть готовым к любым неожиданностям и никогда не терять присутствия духа. Согласись, ты же растерялся, когда открыл огонь из пулемета по приближающимся аэросаням?

Сергей хмыкнул и немного обиженно ответил:

— Да ничего я не растерялся, просто давно не стрелял, вот и промазал. Они оказались шустрыми — гады. Эти аэросани двигались так быстро, что я подумал — если там есть пулемет, то приблизившись и открыв стрельбу, они запросто могут в кого–нибудь попасть. К тому же, когда вы пошли проверять тот караван, Саня предупредил — открывать огонь при малейшей опасности. Так что, я действовал точно по инструкции нашего главного спеца.

Он победно глянул на меня и продолжил:

— Так что, нечего меня учить! За столько лет такой жизни, я стал — ужас, какой ученый, самому иногда страшно становится. А то взяли с Ханом моду — меня поучать, вон, лучше новенькими займитесь, коль у вас свербит. Они еще не обкатанные, и будут долго терпеть ваши приколы.

Я, уже остановив ГАЗон вслед за впереди идущим вездеходом, ответил ему:

— Да ладно, Серый, не обижайся! Воспринимай мои поучения, как заботу о твоем благополучии, да и Хан тоже тебе добра желает. Видно же, что он готовит тебя к себе в напарники. А стать напарником такого бойца, как Флюр, это многого стоит.

Сергей, уже открыв дверь кабины, повернулся ко мне, и, ухмыляясь, выкрикнул, — поучайте ваших паучат, — после чего, выбравшись из кабины, надел лыжи и направился к вездеходу, на котором двигалась Наталья.

Я тоже, открыв дверь, собирался выбраться из кабины, но тут, как будто кто–то задернул шторку перед моим левым глазом — появилась белая пелена, и он перестал видеть какие–либо детали. Зажмурив правый глаз, я попытался что–нибудь осмотреть, но смог увидеть только очертания впереди стоящего вездехода, да и в кабине видел тоже только очертания крупных предметов, приборная доска казалась туманной поверхностью с вкраплениями небольших черточек.

Все это было так неожиданно, что первоначально показалось каким–то розыгрышем и шуткой организма. Чтобы прийти в норму, я, не надевая лыж, спрыгнул прямо в снег, и начал с остервенением растирать лицо этой ледяной субстанцией. После нескольких минут такого моциона, у меня от холода даже заломило в висках, и я, прекратив это самоистязание, опять попробовал левым глазом осмотреть окружающий пейзаж. Но снова увидел окружающий мир так, словно все было погружено в сильнейший туман. И тогда меня начала охватывать настоящая паника, такого мандража я не испытал даже, когда заманивал на ТТМе две БМП в нашу засаду.

Вот это я влип, — думалось мне, — не иначе бог наказал за мое злорадство в отношении Сергея. Не по–доброму я его будил, не так, как делает настоящий друг. Зависть его здоровью и желание как–то ему досадить — вот, что двигало моими действиями. Так, каясь и кляня себя, я стоял по пояс в снегу минут пять. Потом, немного успокоившись, начал заниматься самовнушением. Я убеждал себя — что это обыкновенная усталость глаза на яркий свет, что через некоторое время он, отдохнув, опять начнет видеть, как прежде, что, в конце–концов, второй глаз видит вполне нормально и, в крайнем случае, можно жить и с одним глазом.

Так я стоял до самого появления Сергея. Увидев меня в таком положении, он первоначально начал шутить, произнеся:

— Что, решил снежную ванну принять? Наверное, совсем угорел в кабине? Ты бы, Батя, лучше устроил пробежечку на лыжах вокруг каравана, мозги сразу бы в норму пришли, да и дыхалка бы поработала на славу.

— Какая, к черту, дыхалка, тут глаз ни хрена не видит, — пожаловался я и потом, более подробно описал свои ощущения.

Лицо Сергея, сразу стало серьезным и он, даже не дослушав моих жалоб, заявил:

— Ладно, давай–ка надевай лыжи и двигай к нашему кунгу, а я сейчас вызову Дохтура и предупрежу Кота и других, чтобы глушили движки. По–видимому, придется здесь устроить небольшой привал, нужно, Батя, тебя слегка подлечить.

Не слушая моих возражений, он развернулся и покатил в сторону заправщика. Чтобы не затягивать время на разговоры с ребятами, по любому бы пришедшими сюда, пришлось мне снимать с боковины ГАЗона лыжи, надевать их и отправляться к мужскому кунгу.

Когда я туда добрался, меня встречала там целая толпа наших ребят, во главе с Игорем. Они буквально подняли меня на руки, сняли лыжи и поставили на лестницу, ведущую к дверям кунга. И все это было проделано, практически молча, безо всяких вопросов и соболезнований, по–видимому, Сергей уже все рассказал о моих проблемах.

Попав в теплое помещение, я сразу же был взят в оборот Машей, которая уже была здесь, она заботливо помогла мне раздеться, а потом, усадив на стул, начала внимательно изучать мои глаза. Жена тоже уже знала о потере зрения моим левым глазом. У нее самой глаза были раскрасневшиеся, а в уголках застыли капельки слез. Чтобы как–то снять тягостную тишину, я ухмыльнулся и произнес:

— Ну что вы носитесь со мной, как со смертельно больным человеком. Подумаешь, один глаз стал плохо видеть, но второй–то в норме. Может быть, это организм хитрит. Хочется ему отдохнуть — надоело пялиться на этот ослепительный снег. Ты же слышала, про такие случаи у альпинистов? Они, когда долго без защитных очков смотрели на снег, на время лишались зрения.

Краем глаза я видел, что находившаяся здесь же Надя, устанавливает на столе какой–то прибор, который мы приватизировали в больнице Пущино. Также там стояло несколько пробирок с лекарствами. Едущие в этом же кунге, две наши новые девушки, забились в угол помещения и оттуда испуганно наблюдали за происходившим. Вскоре в кунг поднялся Игорь, он разделся и пошел сразу же мыть руки. Перед этим он крикнул своей жене: