трепетал треугольник белого меха, взлетал над хребтом пушистый хвост. Окровавленная пасть была распахнута. Я присела, стараясь избежать неминуемого столкновения. Зверь передними лапами врезался мне в грудь, сбивая со ступеньки. Но удар оказался не сильный. Я легко его отбила, сбрасывая зверя на разрисованный геометрическими фигурами снег. Волк взвыл, крутясь на месте, словно его подпалили. Приподнялся на полусогнутых лапах. Я присела, вцепившись пальцами в ступеньки.

Волк прыгнул. Оттолкнулся от моих коленей задними лапами, цапанул по капюшону куртки, головой боднул дверь.

Я кубарем внеслась в домик следом за зверем. Темный коридор. Что-то загремело под ногами. Поворот. Еще поворот. Стало светлее. Мы оказались в комнате, крутанулись вокруг печки. Тупик. С разбегу я влетела в стену. Эдгар полулежал в узком тупичке. До кучи на него еще что-то свалилось сверху. Какое-то тряпье, которое старик теперь брезгливо с себя снимал.

— Маша, нельзя быть такой слепой, — устало пробормотал он.

От радости я задохнулась. Аркан сработал. Эдгар стремительно терял свою силу.

— Я вам уже несколько раз давал знать, чтобы вы отсюда уходили. Почему вы меня не услышали?

— У нас почтового ящика нет. Письма не приходят.

— С минуты на минуту здесь начнется большая грызня.

Начнется? Она уже началась!

Вампир вынул из-под себя сломанное коромысло, выпрямился. Одернул пальто, рукав которого оказался надорван, нижняя пола словно искусана бешеными собаками.

— Приехать сюда было самоубийством! Неужели вы не поняли сразу?

Зазвенело разбитое стекло.

— Помогите встать! — Эдгар поманил меня, поморщился, словно от боли.

Я машинально протянула ему руку. Даже понять ничего не успела. Когда меня просят помочь, я помогаю. Если это в моих силах. А невезение — состояние непостоянное, я о нем уже забыла.

— Вот так-то!

Эдгар вдруг легко поднялся без помощи. Холодные сухие пальцы вцепились в мою кисть, дернули. Потом меня рванули за волосы, чуть не оторвав голову, и прижали к чему-то холодному, от неожиданности мне почему-то представился промерзший бок давно не топленной печки. В горло впечаталась ледяная рука, пальцы надавили, лишая возможности дышать, отчего стало отчетливо слышно сумасшедшее биение сердца.

Антон шел к нам. Лицо его было абсолютно спокойно. Он шел убивать. В руке у него была все та же палка, казавшаяся мне бесполезной.

— Человек, остановись! — прошипел у меня над ухом Эдгар.

Только тогда я поняла, зачем вампир побежал в дом и что он теперь собирается делать.

Я задергалась. Попыталась сказать о своем невезении. И чтобы Антон ко мне не подходил, поскольку любое действие рядом со мной бесполезно.

— Смотритель! Почему ты не убил тех, кто был для тебя легкой добычей?

Я попробовала вздохнуть, но из горла вырвался лишь хрип. По телу пробежали мурашки. Лицо Антона исчезло, потолок кувыркнулся назад. До меня донеслось натужное чихание. Сознание ускользало, и только неприятный холод, застрявший в волосах, не давал мне пропасть в беспамятстве.

Больше всего меня удивляло, что я куда-то шла. Теряла сознание и все равно двигалась вперед. Шагала вслед за кем-то, кто крепко держал меня за руку. А за моей спиной до нестерпимой боли натягивалась красная линия аркана. Его так никто и не закрыл, и я была его частью.

Вокруг вихрился воздух. Звенел и ухал, с недовольством пропуская меня и моего спутника через себя. Это длилось бесконечно.

— Что бывает с вампиром, у которого что-то украли?

Вопрос был задан с усмешкой. Затем я услышала скороговорку:

— У вампира ничего нельзя украсть, ибо у него нет ничего такого, с чем бы ему было трудно расстаться. Он свободен от человеческих норм и обязательств, ничем не связан с внешним миром. Его кровь, его сила, ведет его по жизни отдельно от рода человеческого. Мир изгнал вампира из своих рядов, и не стоит стремиться вернуться. Ему там нет места.

Тело нестерпимо болело. В голове неприятно загудело, словно меня успели приложить затылком к чему-то очень твердому. Например, к каменному полу. И теперь я с полом обнималась, потому что подняться у меня не было сил. Все другие остались где-то там, на бесконечной дороге. По которой я шла целую вечность и вот теперь оказалась в непонятной пустоте.

— Извините, но я был вынужден с вами так поступить.

Я закашлялась. Как же больно! Взялась ладонями за шею, пытаясь убрать скрежещущий ершик, мешающий дышать. Нет, не получалось.

— Сейчас станет легче. Мы долго шли.

Тьма вокруг меня шевельнулась. Я поняла, что меня пытаются приподнять, но сама почти не чувствовала своего тела. Оно стало тряпичным, непослушным, словно из меня вынули все кости.

— Вы здорово спутали все карты. Теперь побудьте немного моим заложником. Мне ничего не оставалось, как пройти сквозь ваш аркан, убив этого глупого мальчика, чтобы нейтрализовать ваши заклинания.

— Зачем… — Из горла все еще вырывался хрип. От боли из глаз потекли слезы.

— Только наивный Макс полагает, что может спокойно сосуществовать со Смотрителями. Думаете, когда я предупредил, что убью вас, ваш милый рыжеволосый друг остановился? Нет, он продолжал идти вперед. И уж он-то непременно убил бы вас. Но я успел уйти. Уйти и увести вас с собой. Еще раз приношу извинения за долгую дорогу. Мы прошли около девятисот километров.

Я замотала головой, прогоняя саднящую боль из горла, ударила кулаком по полу. Что же это такое?

— Выпейте…

Моих губ коснулось неприятно прохладное стекло.

Я отвернулась, по щеке что-то потекло. Кровь? Но жидкость была слишком жидкой для крови. И имела кисловатый запах.

— Не бойтесь, это вино. Оно подкрепит вас. Первая порция застряла во рту. Страх не давал мне сделать глоток, боль не пускала вино внутрь.

— Зачем? — Я закашлялась. На меня опять что-то пролилось.

— Ну, ну, ну. Вы ведь все поняли. Надеюсь, как только мы ушли, Смотрители разобрались с оставшимися вампирами. Их там, кажется, парочка всего осталась. Или наоборот. Мне все равно, за кем будет подчищать Аскольд.

Эдгар взял мою руку, вложил в нее бокал. Тяжелый, с рубчатыми гранями. Только тогда я смогла отпить. Вино прошло по горлу, и я поняла, что боль сидит не внутри, а снаружи. Я коснулась шеи, отвела руку, чтобы посмотреть, есть ли кровь.

— Я ничего не вижу.

Голос, эхом долетевший до меня, был не знаком. Это говорю я? Так хрипло? Так жалобно?

Глотнула еще раз. Вино огнем разлилось по телу, в голове на миг прояснилось и тут же поплыло в вялом опьянении. Еще в Новый год зарекалась пить. Постоянно нарушаю собственные обещания.

— Сейчас будет свет.