Да и вообще, что происходит-то?! Есть ребенок, нет ребенка, какая разница?! Он, Паша, не стал от этого ни лучше, ни хуже. Ленка сама во всем виновата – это ее затея, значит, пусть и справляется как хочет. Не она первая, не она последняя, таких бестолковых, которые сначала рожают, а потом думают головой, великие тысячи.

Паша тут ни при чем.

И Артем съездил ему по физиономии.

Получилось это как-то совсем уж неожиданно и комично, словно в оперетте. Звук от пощечины вышел смачный, будто мокрую тряпку шмякнули на пол, и Паша от изумления чуть не свалился со стула.

А потом указал Артему на дверь.

Артем встал и ушел. Дружба кончилась.

Он принялся с жаром спасать Настюху, смутно понимая, что в этом его собственное единственное спасение, но у него плохо получалось. И посоветоваться не с кем! Друга и почти что брата не стало.

Забрать ее от мужа он не мог. На что бы они стали жить?.. Пристроиться на работу тоже не получалось, его никуда не брали, а там, где брали, было скверно, неинтересно и совсем уж гроши платили.

– Артемочка, – говорила Настюха каждый божий день, – ну, подожди немножко!.. Он все равно со мной разведется, он уже давно собирается! Он разведется и будет алименты платить Нийке! А если я подам на развод, он, может, и откажется платить, кто его знает. Судиться придется, а у него знаешь какие везде связи! Еще отберет дочку. Он уже грозился.

И эти связи, и то, что Артем должен ждать алиментов от бывшего мужа, больше-то все равно жить не на что, было унизительно, гадко, но ничего с этим он не мог поделать.

Спасение выходило какое-то ненастоящее, искусственное, как и вся жизнь, которой Артем жил, и он ненавидел себя с каждым днем все больше и все меньше понимал, что будет дальше.

Какие-то смутные картинки рисовались ему, как в старом кино: плюнуть на этого мужа и его связи, сгрести Настюху в охапку вместе с ребенком, улететь в Магадан и там начать по-настоящему жить. Устроиться на работу в «Магаданскую правду», получить комнату в общежитии, покупать с зарплаты шоколадки и апельсины, приносить их домой – «Почему меня никто не встречает? Это папа пришел! И угощение принес, смотрите, девчонки!», – писать хорошие, умные, серьезные слова, которые всем будут необходимы, копить денежку на отпуск у моря, чувствовать себя сильным и нужным, чтоб без него уж точно никто не мог обойтись: ни его «девчонки», ни коллеги, ни начальство.

Впрочем, Артем отлично понимал, что все это глупости и никогда он ни на что не решится.

Так продолжалось довольно долго, а потом этот самый муж Настюху избил. Вернулся откуда-то пьяный, полез выяснять отношения, а она не сдержалась, дурочка, и что-то ему ответила. Он ее ударил, сильно, она упала. Он поднял ее и опять ударил. Она перепугалась до смерти. Ругаться-то они часто ругались, но все же не дрались, и как защищаться, она не знала.

Утром приехала к Артему с синяком на скуле и кровоподтеками на ребрах. У нее были трогательные ребрышки, тоненькие, как у воробья.

Артем сказал, что этого самого мужа он убьет. Просто убьет, и все, и пусть его посадят. Настюха плакала, пила горячий чай, отдыхала от пережитого, а он ее жалел, так жалел!..

Ее жалел, а себя ненавидел пуще прежнего – за то, что ничего не может, ни на что не решается, все выжидает чего-то, и вот дождался.

А потом она поехала на эту фотосъемку.

Артем знал, что никакой она не фотограф – наснимает вечно какую-то ерунду, а потом трогательно просит, чтобы он сказал «честно», хорошо или плохо.

В прошлой своей жизни он непременно бы честно сказал, что не просто плохо, а чудовищно, никуда не годится, но в этой никак не мог. Он понимал, что эта его честность ничего не изменит, лучше снимать она все равно не станет, а страданий прибавится. Ей так хотелось его одобрения, как будто голодная хлеб у него выпрашивала! Артем понимал, что это муж внушил ей, что она ни на что не годная, ни к чему не способная, необразованная. Ему, мужу, наверное, так было легче с ней управляться.

Она поехала на съемку и пробыла весь день с чертовым знаменитым писателем и Ольгой Красильченко, журналисткой, пишущей как раз про «знаменитых». Артем Ольгу от души презирал и неистово ей завидовал – у нее была репутация незыблемая, как американская конституция, а ее слово весило, как самый тяжелый из всех известных в природе металлов! Ну, может, не конституция и не металл, но ее похвала сразу переводила «знаменитость» в разряд настоящих «звезд», а ироническая или не слишком восторженная реплика, прямо скажем, низвергала с Олимпа! Она интервьюировала только самых-самых, и эти «самые-самые» считали, что побеседовать с Красильченко – большая честь. Никто и никогда не считал честью беседу с Артемом Гудковым!

Ольга рассусоливала с писателем очень долго, а потом заявила, что ей непременно нужно поговорить с ним в «домашней обстановке», и Настюхе пришлось тащиться под вечер в «домашнюю обстановку»!

Накануне она довольно горделиво рассказывала о том, что муж ее вроде бы дружен с писателем или его женой и несколько раз она прежде бывала у них в доме.

Артем слушал вполуха.

Оттуда она позвонила и страшным шепотом сказала, что здесь, в квартире у писателя, ее муж! И она теперь не знает, что ей делать. Она его боится, а он тут гостит!.. А еще сестре Наталке, которая неделю назад приехала из Одессы, нужно передать ключи от квартиры – Настюха утром забирала аппаратуру – она так горделиво именовала фотоаппарат с треногой, – а Наталка в это время куда-то смылась, вот и осталась без ключей. А Настюха задержалась у писателя и теперь боится, что Наталка не попадет в дом, ведь няня с девочкой допоздна гуляют.

Артем полетел на Покровку, смутно припоминая, что где-то здесь жила его приятельница Маня Поливанова, которая когда-то была так трогательно в него влюблена!.. Это было одно из самых приятных его воспоминаний, хотя и не очень отчетливое. Он имел счастливую способность быстро забывать то, что не слишком его трогало.

Ему помнилось, что Маня за ним ухаживала, как не ухаживал никто и никогда в жизни, ни до, ни после нее. Поддерживала, подбадривала, выслушивала и все мечтала, чтобы он в нее влюбился, а он решил, что влюбляться ни за что не станет – он тогда работал в издательстве, где ее печатали, и получался некий мезальянс. Он просто сотрудник, а она автор, царица небесная, все двери перед ней открыты, все начальники ее уважают и стараются с ней дружить!.. Артем не желал пополнять собой ряды тех, кто искал ее дружбы и расположения, а она хотела, чтоб он ее поцеловал хоть разочек, и он это отлично понимал, и ему нравилась ее рабская зависимость, заглядывание в глаза, готовность слушать его и помогать всегда и во всем.

Он с удовольствием пользовался ею, а потом она на него рассердилась из-за какого-то дедка, которого он пропесочил в статье, и сказала, что больше не хочет его видеть.

Артем пожал плечами, перестал звонить, и с тех пор они на самом деле ни разу не виделись, хотя поначалу он думал, что это очень глупо – ссориться из-за дедка! И не понимал, почему такая удобная, приятная и простая связь должна оборваться по столь пустячному поводу.