– Пережить? – не понял Руппи.

– Съесть, спеть и познать себя. Балинту удалось то, что так и не вышло у клириков: совместить парение духа с очень земной радостью… Валме опять угадал, где появиться, поразительное чутье. Впрочем, предоставлю-ка я ему выбор.

Вынырнувший из темноты всадник, видимо, упомянутый Валме, на офицера походил не слишком, но, судя по солидному конвою, таковым являлся. Умело осадив пегую мориску, вновь прибывший отточенным дворцовым жестом отпустил охрану и доложил:

– Офицер для особых поручений при особе явился в поисках если не оных, то хотя бы сносного ужина.

– Рыба, пиво и Катершванц у бергеров, – Ворон отнюдь не был удивлен странным приветствием. – Что подают у Придда, не представляю, но после мы с Рупертом в любом случае едем на мешанку. Руперт, перед тобой виконт Валме. Марсель, представляю тебе графа фок Фельсенбурга.

– Рад знакомству, – виконт немедленно протянул руку. – В вас явственно ощущается нечто кэналлийское. Я вынужден вам это сказать, поскольку в противном случае мне пришлось бы сказать Рокэ, что в нем ощущается нечто дриксенское, а для регента Талига сие непозволительно.

– Сегодня, – отмахнулся Алва. – Вчера я себе это позволил. Если ты предпочитаешь рыбу, от Приддов повернешь налево.

– После Обросшего яйца я предпочитаю мясо. Руперт, я слышал, что вы в дружбе с кошками, но в ряде случаев львиная собака незаменима. Готти, поздоровайся с будущим герцогом Фельсенбургом.

Словно соткавшееся из снега огромное мохнатое создание басовито гавкнуло и подпрыгнуло, что-то схватив на лету. Раздался радостный хруст, и Руппи осознал, что голоден, причем зверски.

1 год К. В. Ночь со 2-го на 3-й день Зимних Скал

«Дядька Пал, усы торчком, шапка алая с пером, – четвертый раз кряду жаловалась Мариша, – неужели пойду к церкви я с постылым женихом?»

Поначалу Робер не разобрался в Маришиных бедах: чужие песни, тем паче старинные, не команды, которые конник если и не поймет, то враз почует. Пришлось спрашивать, витязи ухмылялись и наперебой объяснили, что Цып с родней принуждали девушку к постылому замужеству, упирая на то, что кабанчика уже зарезали, кур ощипали, колбас навертели и перин понабивали. Честная Мариша растерялась, и быть бы ей за тощим Цыпом, если б дядька Пал в шляпе с пером не присоветовал цыповой мамаше продать мясо на базаре, а девушке – никогда не платить за то, чего она не просила.

– А знаешь, – внезапно признался Эпинэ, – меня ведь так же в оборот взяли. Не с перинами, конечно, но… Был словно бы должен за то, чего никогда не просил. Левий… покойный кардинал Талига еще пытался мне мозги вправить. И ведь видел же я, что он прав, а все равно… Жаль, не знал ты его высокопреосвященство!

– Почему не знал? Знал, хотя брат с дедом знали лучше. Левия нам в Черную Алати сватали, да не срослось. Хороший человек, не забыть бы помянуть, сейчас-то нельзя.

– Нельзя?

– Так мешанка ж! Стороннего пить нельзя, пока чипетки не кинем…

– Ясно, – кивнул на самом деле мало что понявший Робер, – а про дядьку Пала надо всё время петь? У вас же много песен.

– Много, только Балинт эту не просто так выбрал Когда сало вытопилось, лук или мясо дозрели – и так видно, зато пряности надо так разнести, чтоб они друг другу помогали, а то или в кучу собьются, или первая вторую ждать замается и выдохнется.

– Так Мариша у вас вроде часов?

– Точно! Ну и привет от Балинта Старого… Вроде он за нами приглядывает.

– Вторая перцовая! – завопили от костра. – Ох, хорошо идет…

– Ну все! – отдувающийся Дьердь уселся рядом. – Теперь до чипеток только девчонок вспоминать. Тебе-то есть кого?

– Кого вспоминать, есть. – Им он скажет, им можно. – Была девушка… Два года любил… Молча, она не знала ничего, потом всё как кровь в песок ушло. Только б и она беду свою забыть сумела! Смерть, вечная разлука, нелюбовь – это страшно, больно, но чистые раны заживают, а вот когда душа в язвах… Что-то я непраздничное несу.

– Правильное ты несешь, – сверкнул глазами витязь. – Не был бы маршалом, позвал бы я тебя в свой соколец. Вот сейчас бы и позвал!

– Сейчас? – слегка растерялся Эпинэ. – Почему сейчас?

– А то опять с Балинта повелось, – пришел на помощь Гашпар. – Не мог он к себе гнусь подпускать, особенно поначалу. За чаркой все соколы, а как до боя дойдет? А как отступать придется, да в горах зимовать? Тут один поганец всех загубить мог, вот Балинт и надумал тех, кто к нему шел, проверять. Для начала на паршивость… Чего уж проще, между чарками о прошлых подружках ненароком расспросить, а человек как на ладони. Кто добром вспоминает да над собой посмеивается, тот и дела доброго не предаст, а кто языком, как грязной метлой, машет, того в тычки. Брехло убогое, и везде таким будет.

– Гици! – на сей раз вопили не от костров. – Гици… Едут!

– Не успели, – насупился Коломан, – нащипать не успели!

– И что с того, зато есть кому съемную пить!

– До нее ж еще три…

– Так гици Рокэ один не заявится… Эх, чего ж со мной никто об заклад не бился, что Ворон до нас заедет!

– Так дурных нет! Хорошо ж рубились, ясно, что без чарки балинтовой не останемся. А вот с нами заночует или дальше поедет?

– Ясное дело, с нами, к кому ехать-то? Не к пивопойцам же? Дрянью желтой давиться.

– Ой не скажи… Бергеры лихо дрались…

– Да и «вороные» с «лиловыми…

– Хорошо-то хорошо, да мы все одно лучше!

– Эй вы там, чесночная идет! Пишта, где тебя мармалюца носит?

К котлу Робер со старшими витязями не помчался, потому и увидел, как Рокэ спрыгнул с Соны и забросил поводья за седельную луку. Кобыла тряхнула гривой и отошла, за ней увязался рослый незнакомый мориск. Его хозяин, высокий стройный парень, разглядывая алатский лагерь, озадаченно вертел головой, пока его не заслонил Валме. Виконт отвесил Гашпару, покинувшему для такого дела драгоценную мешанку, изысканный поклон и был незамедлительно обнят.

Ясным днем алаты наверняка выглядели бы еще шикарней, но луна и костры давали довольно света, чтобы Марсель оценил шнуры, галуны, усы и ослепительные улыбки. Витязи заразили радостью даже нашедшегося наконец Эпинэ.

– Радуйся, – Валме протянул Иноходцу руку. – Ты прекрасен. Как ты догадался соединить маршальский мундир с медвежьим плащом?

– Как что? – Робер распахивал глаза немногим хуже Жакны и девицы Арамона. – А-а… Мундир мне Эмиль одолжил, а плащ Гашпар надеть заставил… Когда в бой по реке шли, там такая карусель была… Это не доспех, конечно, но от ударов, что послабей, прикрывает.