Фельдмаршал предпочел в богословский спор не вступать.

– Ступайте оба, – цедит он сквозь зубы, – и делайте свое дело. Вознаграждение Киппе будет урезано. Моргнер, обеспечьте точное исполнение приговора в отношении главаря изменников.

Палач и полковник… Моргнер – надо запомнить имя, рожа-то уже примелькалась – исчезли за солдатскими спинами. Ординарцы принесли дымящиеся кружки, находящемуся при исполнении Руппи глинтвейна не полагалось, пришлось вновь заняться небом, но оно было слишком серым, чтобы заворожить. Снег на крышах тоже посерел; что поделать, белизна зависит сразу и от неба, и от печных труб. Почернеть просто. Очень.

– Мне говорили, – Бруно отхлебнул, Руппи отчетливо услышал глоток, – в Агарии на глинтвейн идет белое вино.

– Иногда, – продолжать беседу адрианианец не рвался, да она бы в любом случае не затянулась. Зарокотали барабаны, и тут же вывели осужденных. Одиннадцать одетых в рубахи из небеленого полотна мерзавцев, не менее знакомых, чем те, с «Верной звезды»…

Теперь Руппи смотрел вперед, и смотрел внимательно. Были осужденные бесноватыми или нет, вели они себя смирно: со связанными руками особо не побарахтаешься, но на «Звезде» вопили, проклинали, умоляли, а серый плац придавила тишина. Моргнер в сопровождении папаши Симона и чужого кругленького монаха быстро прошли вдоль словно бы слепленных из нечистого снега фигур и разделились. Полковник убрался, палач занялся проверкой петель, клирик, судя по движениям рук, перебирал четки рядом с бывшим штабным адъютантом. Любимцем Шрёклиха, между прочим.

– Удачно, что нет сомнений в вине осужденных, – отец Луциан поставил нетронутую кружку на подлокотник, – но процедура остается неприятной. Вы правы, не омрачая сверх необходимого радость победы.

– Солдатам не следует наслаждаться казнью офицеров, – обычно Бруно говорил тише, – по крайней мере до взятия Эйнрехта.

– Изменили немногие, – адрианианец, кажется, стал еще спокойнее, – даже если прибавить убитых во вчерашней драке. Что до наслаждения казнью, то оно свойственно не только простонародью.

– Я велел не затягивать, – обрадовал между двумя глотками Бруно. – Процедура, по вашему выражению, остается неприятной, но она необходима. Изменники – не дезертиры, которым довольно пули, а измена Вирстена равных себе не имеет.

Обозный тяжеловоз с заслонками на глазах послушно остановился у высокой виселицы и взмахнул длинным черно-белым хвостом; за свою явно не коротенькую жизнь он привык ко всему. Сейчас коняга привез здоровенную, обтянутую синим сукном бочку, на которую предстояло встать Вирстену. Возница хлестнет лошадь, и тело запляшет в петле, как затанцевал Бермессер… Его-то папаша Симон вздернуть не отказался, хотя тогда все они угодили в руки Бешеного, а ему попробуй возрази! Поставить совесть выше платы проще, чем выше жизни, но папаша Симон свои деньги получит сегодня же.

Как фельдмаршал взмахнул платком, не ко времени задумавшийся Руппи проглядел, но плац ожил. Ругнулась труба, дернули головами часовые, вернулся Моргнер, за которым пара рейтар под присмотром Вюнше, точно коня на развязках, вели Вирстена, одетого в серую шубу мехом наружу. Смерть от холода будущему висельнику, в отличие от начинавшего подмерзать Руппи, не грозила.

У виселиц процессия повернула, и возглавлявший ее полковник заслонил осужденного. Вышло странно и мерзко, словно болотный егерь[8] вел прикинувшихся людьми псов.

– Вы желаете говорить? – слегка удивился Луциан. – Стоит ли?

Ответа не воспоследовало, только рука в шитой серебром перчатке отстучала по подлокотнику пару тактов. Адрианианец молчал, снег скрипел, над остывающими кру́жками курился пар, и очень хотелось выхватить пистолет. Пару месяцев назад Руппи точно бы не выдержал, но школа Бруно свое брала, а может быть, он просто привык к белоглазым, этих же в любом случае собирались вздернуть, оставалось выдержать какую-то четверть часа.

Когда Моргнер щелкнул каблуками и отступил, Руппи уже был спокоен. Взглянуть напоследок на очередного из своих несостоявшихся убийц? Извольте! В будущем придется смотреть на многих, начиная с Марге и кончая Хохвенде, которому не отвертеться, сколько б швали ни набилось между голенастым трусом и уцелевшим лейтенантом с «Ноордкроне»!

– Ты просчитался, – Бруно отхлебнул из кружки, но почувствовал ли вкус? – и ты получишь по заслугам. У тебя будет время осознать свою глупость, и ты будешь думать именно о ней, потому что Создатель и Дриксен – это не для оборотней. Ты будешь подыхать, пока мы, живые, будем пить вино и думать о будущем. Ваше преосвященство, вы желаете что-то сказать этому самоубийце, или его можно убрать?

– Любой разговор должен иметь смысл, – отец Луциан говорил словно бы сам с собой. – Здесь его нет.

– Он будет, – каркнул Вирстен. – Вы тоже будете подыхать и вспоминать… Особенно Фельсенбург с Рейфером и кошачьим епископом… Не сейчас… Когда поймут, что Дриксен конец, и что я бы перехватил у Марге вожжи! Бычья голова для такого не годится. Ты пойдешь на мясо, Бруно фок Зильбершванфлоссе, и никакие палаши с маневрами тебя не спасут. Ты – дурак, старый, упрямый…

– Заберите, – в голосе Бруно звучало умеренное раздражение. Как при виде пятна на любимой салфетке. – И приступайте.

– Фельсенбург, ты при всех своих…

Вюнше не сплоховал, метнулся огромный кулак, и обмякшее тело повисло на своих веревках, затем его перехватили и поволокли к виселице. Одного мерзавец уже добился, смерти он не заметит.

– У меня не кесарская опера, где преступнику напоследок положена длинная ария, – Бруно подозвал ординарца. – Глинтвейн остыл, заменить. Всем.

На месте отца Луциана Руппи бы заметил, что прозвучавшее является не арией, но дуэтом, на своем – поправил шейный платок и поискал глазами папашу Симона. Тот трудился вовсю: бывший адъютант уже болтался в петле, а следующий мерзавец как раз прощался со скамьей… Оставалось надеяться, что пока мастер вешает оставшийся десяток, Моргнер с Вюнше управятся с одним, и прощай, запакощенный форт, здравствуйте – сперва Морок и ветер, а потом – фрошерская касера. Руперт фок Фельсенбург напьется если не с Алвой, то с Арно…

– Вы изобретательны, фельдмаршал. – Отец Луциан по-прежнему спокоен. – Если не ошибаюсь, варитские традиции предполагают холодную воду и голое тело. Орден Чистоты в свое время использовал кипяток, дабы отмыть напоследок грешные души, но потом пришли мориски. Мтсарах Справедливец ваше решение бы одобрил, ведь зимой в Гельбе ызаргов не найти.

– Это решение одобрили бы Шрёклих с Неффе.

– В этом у меня уверенности нет, скорее они бы согласились с мастером Киппе.