— А «Представь себе?»[68]

Он поднял брови вверх и беспомощно пожал плечами. Ева так закатилась от смеха, что слезы на глазах показались. Он никогда раньше не видел, чтобы она так сильно над чем-нибудь смеялась. Он сидел и улыбался рядом с ней на кровати. Он сейчас любовался ею, но в то же время ему было неприятно.

(Твой выбор композиций выявляет то, что я полагаю твоим почти патологическим стремлением ради высокой самооценки снять с себя всю вину за происходящее, вот что приблизительно сказала ему тогда Чарис Браунли. Ты ведь помнишь высказывание Оскара Уайльда, Майкл. «Все мы невинны, пока мы не попались».)

Немая сцена: Майкл и Ева только что вошли в свой ограбленный дом, на друг друга не смотрят. На полу между ними автоответчик, единственный предмет в абсолютно пустой комнате. Автоответчик прокручивал все сообщения, потом выключался и снова включался. Там было одно сообщение, касающееся Магнуса, одно для Евы и, наконец, для Майкла.

Марджори Динт. Игры закончились, Майкл. Это Марджори. Позвоните мне. Прошу вас, будьте предельно осторожны в общении. Дело передано в юротдел.

— Клянусь тебе, я понятия не имею, о чем идет речь, — сказал Майкл.

— Не волнуйся, — сказала Ева. — Я знаю.

Она кивнула. И взяла его за руку.

И Майкл, глядя на фотографию Евы в книжном магазине, словно заново это понял, это происходило с ним ежедневно со дня приезда, и каждый день это осознание сваливалось как снег на голову, как грандиозная новость, как будто он страдал неким заболеванием мозга, которое позволяло ему удерживать информацию в голове не долее суток.

Поразительно.

До него дошло: Ева все знала. Знала давно, все это время, и ее это совершенно не трогало. А еще он понял, что они оба, и он, и она, ждали подобного сообщения.

Он сел на пол в углу, который образовывали полки с художественными произведениями на буквы С и Т, и великодушие Евы разверзлось перед ним подобно небесам.

И тут же закрылись, вмиг побелев. Превратившись в белый потолок магазина. Он сидел на полу. Боже, какой стыд. С умным видом перебирая книги, профессор Майкл Смарт, официально отлученный от должности, взял первую попавшуюся книгу с таким видом, будто искал именно ее. «Путник и лунный свет». Некий Антал Серб.[69]Никогда не слышал. Перевод с венгерского 30-х гг. Майкл любил переводные книги. Похоже, эта книга была как раз что надо. Он открыл ее. Никакая радость, что я испытал с тех пор, не захватывала меня так властно, как боль, как вселенская печаль при мысли, что мне никогда не добиться ее любви, что я ей безразличен.

Майкл захлопнул книгу и поставил на место. Все, что ни тронь, ранило. Все страдало и умирало. Пора домой.

А что если взглянуть так. У них на пороге появляется красивая молодая женщина. В плохонькой одежде, голодная, бесприютная. Она стучится во все двери, ищет кто понаивнее; такая «проверка на вшивость». Одна ни в чем не повинная семья, этакие добрые самаритяне, приглашают ее в дом, кормят, оставляют на ночлег. А на следующее утро они просыпаются на полу, потому что она обокрала их подчистую. Кровати, посуда, даже завтрак со стола. Все исчезло.

Отец вскакивает на ноги. Смотрит на себя в зеркало. Вроде все как всегда. Только отчего-то болит в груди. И в спине тоже. Он проводит пальцами у себя по позвоночнику у лопатки и обнаруживает там отверстие. Небольшое, с детский кулачок. Стойте, внутри у него как-то подозрительно тихо. И тут до него доходит: пока он спал, коварная красотка вскрыла ему грудную клетку и украла сердце.

Он смотрит на жену. Она выглядит так же, как обычно. Он смотрит на девочку и мальчика. Они тоже выглядят как всегда. Он не может понять, украдены у них сердца или нет, и не представляет, как это выяснить. Задать вопрос вслух нельзя, это может разрушить чары и они бездыханно упадут к его ногам словно картонные фигуры, семейка големов. Да и он рухнет наземь. Главный голем.

Он знает, что ему необходимо забрать свое сердце обратно, неважно, где и у кого оно сейчас находится, — иначе он умрет. Он продолжает думать о молодой красавице, как она играла, как заигрывала с ним, какого труда ему стоило оттолкнуть ее, когда она прижала его к стене дома и ждала его поцелуя, и как же он гордился, что сумел сказать нет, это невозможно, я не могу. Снова клише. Уместно ли тут слово «играла»? Или это какой-то устойчивый фольклорный оборот? Похоже на то, но возможно, Майкл специально употребил его для усиления значения «заигрывала».

Он поднялся, провел рукой по брюкам. Сейчас он подойдет к указателю у входа, чтобы посмотреть, где расположен отдел справочной литературы, и проверит слово в словаре. Затем пойдет на кассу и купит книгу Евы. Она стоила дешевле, чем та, про горы, кроме того, ему доставляла удовольствие мысль, что это будет первая собственная книга Евы в их доме с тех пор, как эта аферистка Амбер обчистила их дом.

Но в магазине не оказалось нужного отдела.

— Нет… нет такого отдела? — переспросил Майкл.

— Мы не продаем словари, — сказал паренек за кассой. — Когда-то продавали, но перестали. На месте справочной литературы теперь находится отдел иностранных пословиц и поговорок. Он расположен на третьем этаже, там же, где путеводители.

— Ясно, — сказал Майкл. — Спасибо.

Что это за книжный магазин без словарей?! Майкл — из-прошлого устроил бы им сцену, по крайней мере, отпустил бы колкое замечание. Нынешний Майкл достал бумажник, при этом воскликнув, ой, кажется, он оставил свои книги по альпинизму наверху, на столике в кафе.

— Не беспокойтесь, — сказал паренек. — Кто-нибудь из сотрудников увидит их и принесет в зал. Это наша работа. Восемь девяносто девять, пожалуйста.

Что это за книжный магазин, где нет справочной литературы? В голове не уклыдывается. (Клише.) Интересно, размышлял он, заплатив за книгу и направившись к выходу, каким конкретно образом факты «укладываются» у нас в голове? Ага, видите? Можно разобрать идиому «по косточкам», но смысла от этого не прибавится. Он остановился посреди промокшей улицы и откашлялся. На дворе февраль. Коварный месяц. Он снова откашлялся. Господи, что за стариковский кашель. Вот они, новые ощущения: глубокий такой кашель, словно проснулись никогда не существовавшие воспоминания о жизни в холодном и мокром месте, и вот результат — больные легкие. Смахивает на туберкулез. Может, это и есть туберкулез. Болезнь вернулась, трубят по всем телеканалам; вроде как появился новый штамм, устойчивый к антибиотикам. Взять того же Китса, умер в двадцать шесть лет, так же вот по-стариковски кашляя. Ките любил свою Фанни. Уй! Ниже пояса ни с того ни с сего возникла резь, словно от сильного удара. Все, надо идти к врачу. Надо записаться к терапевту и пройти полное обследование. Например — пойти на факультет и обратиться к профессору Смарту. Что вас беспокоит? Видите ли, профессор, на прошлой неделе я проснулся весь в синяках и кровоподтеках, везде, по всему телу, по ногам, рукам, груди, и без всяких на то причин, профессор, я не бежал эстафету по просторам родины, меня никто не избивал. А еще я постепенно начинаю понимать. Начинаете понимать? Да, впервые в своей жизни. А еще я не могу удержаться от глупых каламбуров, и мне от этого физически больно. Сестра, пометьте: пациент злоупотребляет инверсией. А еще у меня нет жизненных стимулов. Мне так плохо. Вам плохо? Да, доктор. Гм. А как вы спите? Практически не сплю. Мне нравится только одно: гнать и гнать на машине, день и ночь, часами напролет и без остановки, хотя, конечно, не по встречке, я еще не совсем «того». Кроме того, сегодня в книжном магазине я заметил, что у меня налицо все типичные признаки гипотермии. А теперь я кашляю как заведенный. А какой у вас аппетит? Знаете., я как-то совсем не хочу есть. Не знаю почему. Ну хорошо. А теперь я вас послушаю.