— Он хочет, не так ли, Кристоф? — произнесла Сильви.

На улице пахло влажной почвой. Я благодарила воздух — в гостинице было слишком жарко и трудно дышалось. Может быть, все это из-за мягких игрушек. Кристоф держал зонтик над моей головой и коляской, как будто мы высокопоставленные персоны и идем по красному ковру на премьеру фильма. Рафинированные создания, на которые не должны упасть брызги. Под нашими ногами похрустывал мокрый гравий. Подошва моей правой туфли шлепала при каждом шаге. Мы повернули на дорогу, ведущую к деревне. Вместо тротуара была лишь мокрая травянистая узкая дорожка, а мы занимали слишком много места, чтобы идти вместе.

Кристоф взял меня за плечо, я даже отпрыгнула.

— Вот, возьмите зонтик. Я повезу коляску. — Он снял свою куртку и сделал нечто вроде водонепроницаемой накидки вокруг Бена, и пошел вперед с коляской. Его свитер промок. Он оглянулся на меня и засмеялся при виде этой нелепой сцены. Что-то, приятное — какое-то ощущение безрассудства — охватило меня.

Мы добрались до деревни и, так как дорога стала шире, пошли рядом. Теперь он мог о чем-то спросить меня. Любопытство, вероятно, являлось их семейной чертой.

— Так, значит, вы присматриваете за домом ваших родителей?

— Вроде того.

— Одна, перед Рождеством?

Я ответила вопросом на вопрос.

— Чем вы занимаетесь? Помогаете матери управлять гостиницей? Почему вы так хорошо говорите по-английски?

— Я жил в Лондоне. Работал там. Дела и здесь и там.

Он занимает такой жизненный статус, при котором работа то здесь, то там представляет собой некий способ существования. Это не такой стиль жизни, как у Джонатана. Не взрослый. Мы миновали булочную. Владелица размахивала шестом, пытаясь слить воду с навеса. Она кивнула Кристофу. Она посмотрела мне в глаза с удивлением и презрением, как будто в том, что ее навес был залит водой, была и моя вина.

— Что заставило вернуться вас? — спросила я.

— Моя мать. Вернее, гостиница. Она и мой отец купили ее, работали вместе. Однако он ушел. Мы не знали, куда он подевался, пока не получили факс, где говорилось, что он живет с парикмахершей.

На меня обрушивается столько информации, что я не знаю, как ответить.

— Его паримакмахерша? Она подстригала его и… — я запнулась, так как почуяла материал для рубрики журнала «Лаки».

— Нет, моей матери.

— Полагаю, она уже больше не ее парикмахерша.

Он засмеялся, сворачивая с коляской на тропинку, ведущую к дому, и произнес:

— Моя мать до сих пор ходит к ней. Она очень привередлива, особенно в том, что касается ее внешности.

Я открыла дверь пятидюймовым ключом, который оставила у двери под большим желтоватым камнем, и мы вошли. Оставляя ключ под дверью, я бросала вызов: эй, ночные грабители! Давай входите. Видите? Брать нечего, кроме просроченных бисквитов.

Кристоф последовал за мной, встряхнув головой, как мокрая собака. Он снял мокрый свитер и, возможно случайно, вместе с ним футболку. Интересно, что мне с ним делать? Линда с парома угостила бы его теплым напитком и дала бы ему что-нибудь вроде раскрасок из своей полосатой сумки (понятно, что он уже вырос для раскрасок).

— Пожалуйста, дайте мне полотенце, — попросил он.

Я понюхала полотенце в ванной комнате. Оно пахло так, словно лежало в сумке с мокрыми плавками. Когда я вернулась назад, Бен уже сидел без комбинезона в своем автомобильном кресле, и его клонило ко сну.

Кристоф досуха вытерся. Я соскребла со стола крошки от бисквита и помыла, насколько это было возможно, холодной водой бутылочку Бена.

— Хотите, я вам дам свитер? — спросила я, стоя к нему спиной.

— Отлично, — сказал он и вышел из комнаты на разведку.

Первое, что я увидела, когда нашла Кристофа, была его спина — узкая и блестящая, с четко выделяющимся позвоночником. Он разжег камин и надел мой голубой свитер, который доходил ему до пупка. Он ухмыльнулся и выставил свои почерневшие руки.

— Горячей воды нет, — неохотно произнесла я. Я хотела, чтобы у Кристофа или кого-то из его семьи создалось впечатление, что я управляюсь со всем блестяще. Я хотела спросить: «Почему твоя мать связалась со мной? И почему ты здесь? Я что, выгляжу так, как будто нуждаюсь в заботе? Но это не так? Посмотри на меня, я здесь одна со своим сыном. Я забочусь о нем, разве не этим должна заниматься мать? Я одна из тех женщин, которых ты видишь в парке, одна из настоящих матерей, отлично знающих, что они делают. Они держат детей в чистоте и дают им хорошую еду, которую хранят в продуктовых сумках. Я принадлежу к этому клубу».

Я почувствовала, как во мне что-то закипает, включая пот и соус Сильви, переливающийся внутри меня вместе с вином и меринговым пудингом. Такое случается, когда вы плохо себя чувствуете: в памяти возникают видения насыщенной, вызывающей желчь еды: сырых яиц, сардин, — просто, чтобы посмеяться над вами.

Мой живот посмеялся надо мной, одурачив меня именно в тот момент, когда в доме молодой мужчина — двое молодых мужчин. Сколько я выпила? Вино не самая лучшая идея дня. Когда я шла в гостиную, меня всю трясло. У камина Кристоф ворошил дрова кочергой, которую я никогда не могла обнаружить и обходилась обуглившейся деревянной ложкой.

Я легла лицом вниз на потертый диван, ощущая его лоснящуюся от жира обивку. Мое дыхание было медленным и глубоким. Хорошо бы поскорее выйти из этого состояния. Словно почувствовав недомогание матери, Бен проснулся, лишая себя обычного двухчасового сна. Он моментально закапризничал и яростно застучал ногами по своему сидению. Но я не могла подойти к нему. Я лежала, прилипнув к дивану, и тяжело дышала в ладони.

— С вами все в порядке? — спросил Кристоф. — Вы выглядите…

Голос казался каким-то далеким, отзывчивым, но беспомощным. Рев Бена тоже доходил до меня откуда-то издалека. Если бы только я могла освободить себя от несъедобной еды Сильви! Она там, в моей глотке, выплескивается на мои прогулочные ботинки. Он рядом со мной, и я слышу его голос:

— Бедная Нина.

Какое-то мгновение я думала, что это будет продолжаться бесконечно. Из меня все вышло, и я обвисла, как старый воздушный шар. Одна рука крепко держала меня, другая убирала волосы назад. Благородно. Устав от причитаний, Бен остолбенело наблюдал, как его мать демонстрировала принятие пищи в обратном порядке.

Кристоф занимался уборкой, вытирая блевотину женщины, которую знал всего лишь один короткий вечер. Он даже нашел дезинфицирующее средство, спрятанное за туалетом. Чтобы не дать Бену разведывать зараженную зону, он соорудил вокруг него что-то наподобие загона из трех деревянных, положенных на бок стульев.

Мне так стыдно, что я готова заплакать.

— Сейчас уже лучше? — спросил Кристоф.