class="p1">— Ошибка? — усмехнулась я, — то есть совсем ничего не сделали?

— Ничего, — подал голос первый.

Десять лет прошло, они уже и лица ее не помнят наверняка, твари, ну ничего, я напомню.

— Ну тогда вспоминаем, — вздохнула я, усаживаясь на заранее приготовленный стул, — красивая, молодая женщина из квартиры номер двадцать пять, выпала из окна собственной квартиры десять лет назад, ну что, припоминаем?

Вот тут до ублюдков дошло, последняя надежда на то, что их с кем-то перепутали таяла на глазах, на лицах застыл неприкрытый ужас, понимают подонки, что пришел час расплаты. Ведь совсем пацанами были тогда, судя по их виду им сейчас не больше тридцати, ровесниками моими были, а уже тогда вся ублюдская сущность наружу вылезла.

— Вижу вспомнили, — усмехнулась я.

— Кто вы? — повторил вопрос тот, что посмелее.

— Я? — выгнула бровь, — я та, кто хочет, чтобы правосудие восторжествовало и подонки, изнасиловавшие мою мать, заплатили за это сполна.

— Мы ничего не делали, — попытался оправдаться этот идиот, — мы ее не насиловали, это все Матвей, мы…

— Рот закрой, — рявкнула я.

Невероятно просто, спустя десять лет их притащили в сырой подвал, приковали к цепи, и он еще пытается выкрутиться вместо того, чтобы просить пощады.

— Ты нас за идиотов держишь? — спросила я, — вас сюда не оправдываться привезли, и твоя версия произошедшего меня не интересует, я просто хотела посмотреть на тварей, что способны взять силой беззащитную женщину, а потом выбросить ее из окна.

Медленно поднявшись со стула, и произнеся:

— Сильно не калечьте, — вышла из помещения.

Все мое ледяное спокойствие ветром сдуло, стоило мне подняться наверх, Громов вышел следом за мной.

— В твоем положении вредно нервничать, Саша, — серьезно сказал он.

Это было лишним, я и без него понимала, что вредно. Но много лет назад я поклялась, что лично заставлю заплатить каждого, кто причастен к смерти моих родителей. Архипов уже был на крючке, оставались Марго и Матвей. Люди Олега постоянно следили за ними и исходя из поведения родственничков, можно было сделать вывод, что они ни о чем не догадываются, пусть так и будет, пока.

— Мне нужно отдохнуть, Олег, — наконец произнесла я, — ты тоже езжай домой, с Димой Саша, ему ничего не грозит.

Попрощавшись с Громовым, направилась в нашу с Димой спальню, уже и не помню, когда в последний раз ночевала в собственной постели. Ничего, осталось немного. Беременность, конечно, все усложнила, теперь я должна была заботиться не только о своей безопасности, но и о безопасности сына, почему — то я была уверена, что будет мальчик.

— Ничего, кроха, — обратилась я к малышу, поглаживая живот, — мы справимся.

Глава 36

Саша

Дима стремительно шел на поправку, и несмотря на все возмущения Марка, постоянно порывался встать с постели.

«Горбатого только могила исправит» — пробурчал Астахов, когда Дима в очередной раз заговорил о том, что в клинике ему делать нечего.

О том, что я встречалась с Горским ему было неизвестно, Олег молчал как партизан, полностью переложив этот разговор на мои плечи, настоящий друг, что сказать.

— Может хватит, — рявкнула я, когда Дима в очередной раз морщась от боли присел на кровати.

— Мне нечего делать в больнице, — процедил муж сквозь зубы, — я должен достать этого ублюдка.

— Этот ублюдок сам к тебе придет, — делать было нечего, откладывать разговор дальше не было смысла, этот ненормальный ведь обязательно по-своему сделает, знаем, проходили.

— Не понял? — протянул Дима.

Пришлось ему все выложить и о нашем плане, и о компромате на Горского, впрочем, как и о нашей с ним встрече. С каждым сказанным моим словом лицо Димы стремительно мрачнело, в конце концов он не выдержал.

— Еще раз, что ты, мать твою, сделала? — взревел он, когда я в подробностях описала встречу с Горским. Хорошо, что он пока не в состоянии встать, а то получила бы я по самое не хочу. Однако состояние его здоровья совсем не помешало ему орать на всю палату, столько матерных слов я за всю свою жизнь не слышала, а я шесть лет с Сашей жила, Демин был в бешенстве.

— Чего ты орешь, — спокойно спросила я, когда он остановился, чтобы передохнуть.

— Чего я ору? — снова завелся муж, — ты хоть понимаешь, что с тобой могли сделать?

— Ну не сделали же, — пожала плечами.

— Ты вообще, чем думала, когда к Горскому поперлась? — продолжал он орать, а мне его рев начал порядком надоедать.

— Очевидно тем же, чем и ты! — закричала я и подскочила с кресла, — ты вообще представляешь, что я пережила, когда тебя еле живого в клинику привезли, представляешь, каково мне было, когда ты лежал в реанимации на грани жизни и смерти? Да, если бы ты погиб….

Тут я уже не выдержала и снова разревелась, совершенно не стесняясь своей истерики, пусть видит, не фиг было своей жизнью рисковать, у него еще наглости хватает меня отчитывать, после того, что он сделал. Да я не то, что к Горскому, я к самому Дьяволу бы пошла, если бы от этого зависела его жизнь и плевать я на все хотела. Видимо, не ожидая от меня такой бурной реакции Дима внезапно успокоился и заговорил уде мягче:

— Саш, не плачь, — попросил муж, — перестань, малыш.

Стерев слезы, но все еще всхлипывая присела рядом с ним на кровать и коснулась ладонью его лица.

— Я не смогу без тебя, Дим, — тихо прошептала я и потянулась к губам мужа.

О том, что я беременна решила промолчать, иначе он меня точно где-нибудь запрет. Оторвавшись от любимых губ, заглянула в глаза мужа, никогда не задумывалась, насколько красивые у него глаза.

— Я тоже тебя люблю, малышка, — улыбнулся Дима, а я снова разрыдалась, то ли от его признания, то ли опять гормоны расшалились, сложно сказать.

Глава 37

Дмитрий

Если меня пуля не возьмет, то эта женщина в гроб загонит. Это же нужно было додуматься, мне даже в самом страшном сне присниться не могло, что она с Горским наедине останется. Знал ведь, что тормозов у нее нет, надо было сначала запереть ее к чертовой матери.

— Ты, блядь, какого хрена ее отпустил? — наорал на Олега, когда Саша вышла из палаты, — ладно она на голову отбитая, но ты.

— А что я? — на тех же повышенных тонах заговорил друг, — ты помнишь о ком мы говорим? С таким же успехом можно попытаться остановить танк голыми руками.

— Я ведь