быть тобой, — сказал я.

Хотелось бы верить, что сказал я это спокойно и равнодушно, но щеки и уши горели так, словно мне было очень стыдно. Хотя чего мне стыдиться? Это Эллана тут гадости говорит, а не я. Эллана победно задрала нос и двинулась вверх по холму.

— Господи, ну какая же гадина, — прошептала Ева, — какая же тварь!

— Удивительно неприятная особа, — кивнул Лукась, — впрочем, я слышал, что у дам в определенные фазы луны такое поведение не редкость. Скажем, наша многоуважаемая Ева…

— Лукась, — сказала Ева очень спокойным голосом, — еще одно слово, и тебя случайно прищемит вот этим бревном.

— Вот-вот, — кивнул Лукась, — я слышал, что у дам, пребывающих в одном помещении, эти фазы луны… Ай!

— Не, ну тут ты сам виноват. — сказал Акимыч, помогая Лукасю выбраться из горы опилок и поглядывая вслед стремительно удаляющейся Еве. — У тебя просто мало опыта общения с женщинами, они почему-то очень не любят, когда при них об их физиологии рассуждаешь.

— Слабый пол, — кивнул Лукась, с достоинством поправляя коврик и отряхивая с него опилки.

***

Я брел по колено в шелестящей траве, глядел на размытую полосу горизонта над морем. Сказал остальным, что мне нужно собраться с мыслями, и убрел восвояси.

Интересно, лечащий врач — это Петр Иванович? Неправда это все, про агонию, уж я, наверное, почувствовал бы. Может, он так специально говорил, чтобы объяснить, почему меня нельзя отключать от капсулы… А вдруг я действительно умираю? Вдруг у меня как раз из-за этого силы нет? Это значит, что я могу исчезнуть в любой момент? Вот дойду до этой серой коряжки — и растаю как сон.

Я попытался представить себе мир, в котором нет меня, и не сумел. Раньше я как-то спокойнее к смерти относился. Когда долго болеешь, то бывает так устаешь от всего, что уже и не против иногда взять — и заснуть навеки. Но сейчас я чувствовал себя настолько живым, а окружающий мир настолько реальным и прекрасным, что даже испугался по-настоящему. Потому что я, кажется, на что угодно готов, лишь бы слышать этот ветер, звенящий многоголосо, как перебираемые струны, ощущать под ногами мягкость придавливаемой травы, чуять запахи моря, соли, смолы, сладких пряностей…

… Она сидела ко мне спиной под прихотливо изогнутой сосной, чьи рельефные раскидистые ветки тянулись в стороны — словно руки в молитве. На ней было что-то красное, отросшие волосы высоко заколоты, опущенный сзади воротник открывал беззащитную шею с мысочком волос. Она играла на чем-то типа больших гуслей, лежащих перед ней, трогала струну за струной пальчиками с надетыми на них костяными темными коготками.

— Привет, Сиви, — сказал я, усаживаясь рядом.

Она провела по всем струнам сразу тремя коготками, гусли отозвались рыданием. Лицо ее было выбелено толстым слоем белил, губы тронуты алым мазком, брови сбриты, а высоко на лбу, почти под волосами нарисованы новые — толстыми прямоугольничками. Все это Сиводушке совершенно не шло, но мне было все равно.

— У меня твоя заколка, — сказал я, раскрывая ладонь и показывая ей металлический цветок.

— Я ее тебе оставила, — кивнула Сиводушка.

— Спасибо, что показалась мне сейчас, мне это было нужно.

— Все это так грустно, — сказала она и снова коснулась струн.

— Почему грустно? Я рад тебя видеть. Жаль, что тогда ты ушла так внезапно.

— Грустно, что ты любишь меня. — сказала Сиви, — Ты ведь любишь меня?

— Да. — сказал я, — Наверное. А ты? Ты как ко мне относишься?

— Я не умею, как ты, — сказала она, взглянув на меня исподлобья, — это все так мучительно. Я рядом с тобой чувствую себя ненастоящей.

— Это все ерунда. Ты — такая настоящая, что лучше и не бывает.

— Нет, это все не то, не так, неправильно. Ты хочешь от меня что-то, чего у меня нет. Ты так сильно этого хочешь, что мне это мешает. Ты так часто и так громко обо мне думаешь, что мне тяжело. Я как будто сплю, а ты меня будишь.

Я промолчал.

Ветер продолжал петь в ветвях уже в одиночку.

— Иногда я хотела бы проснуться, — сказала Сиви.

— Если человек что-то хочет, у него всегда это получается. — сказал я, — Как бабушка?

— Бабушка говорит держаться от тебя подальше.

— Для бабушек это нормально, — сказал я и взял Сиви за лапку. — Пойдем со мной, а? Ребята будут тебе ужасно рады. Мы поплывем на корабле далеко-далеко в новые страны, будет очень интересно и весело. И я ничего не буду у тебя просить, мне нужно чтобы ты просто была рядом — и все.

— Ах, ты не понимаешь! — Сиви вырвала руку, поцарапав меня коготками, задела гусли, и гусли застонали. — Я не могу с тобой быть! Для меня нет места рядом с тобой. Я этого не умею. Я хотела бы, наверное, но у меня есть путь, с которого я не могу уйти.

— Это не путь, — устало сказал я, — это программа, Сиви. Это чертов забитый в тебя код, который велит тебе сидеть тут и играть на гуслях под сосной. Белила еще эти дурацкие. И без бровей тебе не идет! Но ты можешь послать все это к лешему, просто встать и пойти со мной. Поверь, ты это можешь, ты не какая-то тупая картинка, гвоздями прибитая к месту!

— Я не могу!

— Всё ты можешь!

— Так нельзя! — крикнула Сиви, когда я схватил ее — совсем легкую, почти бестелесную, на руки и побежал вниз по холму.

А когда я добежал до подножья, в руках у меня уже никого не было.

Я обернулся на сосну. Сосна исчезла.

* * *

— Ты какой-то сам не свой, — сказала Ева, пододвигая кружку с чаем, который мы кое-как сварганили на примусе в спертой с камбуза кастрюльке. — Не бери в голову, что эта белесая гнида тебе наболтала. С ней самой все просто дружат ради выгоды, вот она и думает, что у всех так.

— Или ничего не думает, а просто так говорит, — поддержал Акимыч, — обиделась и давай лаяться. Это я виноват, конечно, зря я про клан на побегушках сказал.

Я помнил, что обещал друзьям никогда от них больше ничего не скрывать, но рассказывать про встречу с Сиви я просто не мог. Я меньше всего на свете хотел, чтобы они снова начали мне объяснять, что Сиви бот, моб, программа, а мои чувства к ней — это дурацкая выдумка полудохлого девственника.

Но нет худа без добра. Сейчас мне было настолько все равно, что думают обо мне Эллана, ее приятели, клан фиолетовых и весь мир вместе взятый, что я разыскал Базиля Дево, учинил ему форменный скандал и выбил из него копченый окорок, кулек печенья, теплое одеяло и его личный чайник. А также обещание на первой же нормальной стоянке найти для нас шерстяные куртки и приличной еды.

— Живем! — сказал Акимыч, кромсая окорок ножом. — Встряхнитесь, камрады, впереди нас ждут великие приключения! И у нас есть печенье!

Конец четвертой книги.

Дорогие читатели! Автор благодарит вас за чтение цикла «Альтраум», за присланные награды и за теплые слова в комментариях и отзывах. (За нетеплые тоже благодарит, но чуть меньше).Следующая книга цикла, предпоследний том, «Сын рассвета» начнет публиковаться уже через несколько дней.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/248475

Приложения

Приложение 1

Нимис Динкан, Сир Нимис Динкан, владетель Ка-Труа

Глава клана «Зеленый Лист»

Раса Беловодец

Класс Лесная Ведьма

Уровень 41

До следующего уровня 117 900 очков

Жизнь 410

Параметры

Агрессия 5

Альпинизм 9

Артистизм 8

Бег 6

Благородство 11

Броня 12

Взлом замков 10

Внимательность 14

Выносливость 33

Дух 4

Интеллект 8

Красноречие 16

Ловкость 23

Любезность 5

Любопытство 2

Милосердие 5

Мудрость 5

Наблюдательность 12 (9+3)

Настойчивость 5

Плавание 8

Привлекательность 33 (2+31)

Прыжки 17

Регенерация 9

Скорость 9

Сопротивление воде 17

Сопротивление воздуху 11

Сопротивление земле 1

Сопротивление крови 4

Сопротивление огню 2

Сопротивление природе 1

Сопротивление страху 6

Сопротивление тьме 3

Сопротивление хаосу 1

Сопротивление холоду 73

Сопротивление ментальному воздействию 2

Стойкость 29

Терпеливость 32