До периода «великого объединения» выделяют так называемую «ведущую мир-систему», которая включает в себя Евразию и Африку. Грубо говоря, до открытия Америки и Австралии цивилизации, существовавшие на разных континентах, вели экономически не соприкасающееся существование. Трансатлантические контакты между континентами если и были, то не приводили к возникновению массовых товаропотоков (подробнее — см. «Предсказание прошлого»). При этом евразийская цивилизация, как это ни парадоксально, представляла собой единую систему (то есть живущую по одному математическому закону) начиная с III (а по некоторым источникам — аж с VIII) века до нашей эры — просто в силу развитости континентальной торговли. Ну а после эпохи Великих географических открытий ведущая и на тот момент передовая мир-система включила в себя ведомые. Которые влились в нее и стали ее частью.

До этого ведущая евразийская мир-система функционировала в одном режиме, а после знаменательного шестнадцатого века перешла в другой режим, властно прихватив с собой весь остальной мир.

Какие же массовые товары перевели мир-систему в иной режим функционирования? И какие массовые товары поддерживали существование ведущей (евразийской) мир-систе-мы в древние времена (до нашей эры)? Зерно. Ткани. Посуда. Руды. Металлы. Вино. Стекло. Оливковое масло… Пять тысяч лет назад на земле уже высились многонаселенные города. И высились они в Месопотамии. Считается, что именно перенаселение породило там жесткое тираническое правление. А вот в Греции города-государства появились позже, в I веке. И к середине тысячелетия греки настолько размножились, что начали голодать и потому выдавливаться в колонии, которыми вскоре было обсыпано все Средиземноморье. В 650 году голод заставил народное собрание принять решение о высылке в колонии половины населения! И хорошо, что было куда, — а то пришлось бы воевать.

Но клапан колонизации спас греческий котел от перегрева ненадолго: люди продолжали размножаться быстрее, чем разъезжаться. В результате возникла буча, как это всегда бывает при голоде и перенаселении, которая завершилась, как и всякая буча, установлением тирании.

А потом тирания пала, и Греция стала той демократической вольницей, какой мы знаем ее по школьным учебникам. Почему? Капитализм помог! Торговля! И отчасти развитие «промышленности» — ремесел. Мы уже знаем: когда на земле становится тесно, избыток населения выдавливается в города. В городах они вынуждены заниматься ремеслом, а в городах, лежащих на побережье, прибавляется еще возможность морской торговли, потому что морской транспорт — самый дешевый. А торговля — дело демократичное. Тоталитаризму не любит.

И денежки торговля приносит неплохие! А где много денежек, там много и прочего — пороков и добродетелей. Потому что и пороки, и добродетели хотят кушать. Оттого в городах скапливаются убийцы и художники, воры и ученые, проститутки и скульпторы, карточные шулеры и философы. Оттого и разгорелись культурным факелом Афины, что геоэкономика им помогла; море давало дешевые перевозки, а перенаселение — рабочие руки, которые можно было занять ремеслом и такелажем. Ремесленники Афин получили огромный рынок сбыта — все Средиземноморье. И стали вывозить туда амфоры, оружие, метизы… И вывозили практически в «промышленных масштабах» — Афины фактически монополизировали итальянский рынок керамики. Производительность тогда была невысока, значит, много рабочих рук можно было прокормить глиняным делом.

Греческие крестьяне даже перестали выращивать зерно, сменив специализацию и начав выращивать оливки и виноград. Продажа этого товара, которым впрямую не прокормишься, давала им возможность покупать зерно, на котором специализировались Сицилия и Египет. Так начало складываться международное разделение труда, обусловленное природно-географическими причинами: где-то лучше росла пшеница, где-то были залежи олова или меди, где-то хороша была глина, где-то водились слоны, дававшие слоновую кость, а где-то рос корабельный ливанский кедр…

В дальнейшем путь античных городов-республик прошли многие мегаполисы, включая Венецию, Амстердам и проч. Это были самые настоящие капиталистические, буржуазные и потому демократические социальные образования. Всюду, куда приходит буржуазия, она отменяет тиранию.

А в шестнадцатом же веке к массовым товарам прибавились английская шерсть, специи, кофе, сахар, хлопок, чай, потом добавился прокат, рельсы… Недаром английский историк Джордж Тревельян, родившийся в позапрошлом веке, говорил, что именно в XVI веке Англия стала превращаться из бедной страны в богатую. Вот что пишут касательно той эпохи современные матисторики: «Без выхода на единственно верную в данном контексте траекторию развития в XVI веке не мог состояться и подлинно устойчивый выход из «мальтузианской ловушки». Поиск этой траектории был очень трудным, но именно он обеспечил то, что в течение ХУП-ХУШ веков ни Англия, ни Голландия не скатились к ситуации полномасштабного социально-демографического коллапса, а продолжали экономическое развитие».

Капитализм спас мир от нищеты и перманентных катастроф. Шкурный интерес, лежащий в его основе. Ну и, разумеется, прогресс, который смог удовлетворить этот шкурный интерес со всех сторон — как со стороны потребления, так и со стороны производства. Наступила эпоха Потребителя. То есть простого человека. Которого не интересуют военные подвиги, великие достижения и прочее. Но который согласен работать для того, чтобы просто жить и быть счастливым в своем маленьком мещанском мирке 1 лучшем из мирков.

Чтобы строгать детей, вечерами пить пиво с друзьями, ходить в баню и получать удовольствие от книг (кино и Интернета тогда, напомню, еще не было).

Как же начиналась эта самая хорошая жизнь, ведь Новая история развилась из гадкого утенка религиозно-феодального Средневековья?

А началось все, как ни странно, с роста цен на зерно…

Если бы у нас была машина времени и мы смогли бы слетать в Англию пятнадцатого века, мы бы увидели следующую картину: заболоченная страна, в которой землевладельцы львиную долю времени расширяют свои земельные владения путем заключения выгодных брачных договоров или прямого рейдерства. Затем переключим тумблер машины времени на семнадцатый век — и увидим совершенно другую страну. Где болота? Их активно осушают, а на их месте сеют или разводят овец. Почему такая хорошая перемена приключилась? А конъюнктура изменилась. Попросту говоря, цены выросли.

Вообще, существует мнение, что рост цен, и в особенности рост цен на продовольствие, это плохо. По данному показателю специалисты по клиометрии даже отлавливали начало процесса сжатия в демографическом цикле. Это понятно: раз цена на еду растет, значит, еды не хватает и скоро должны начаться военно-революционные неприятности.

Но есть и другая точка зрения. И вот к ней я попрошу отнестись со всем вниманием, ибо она, хотя и парадоксальна, но железно верна. Потому что именно рост цен на продовольствие выдернул аттрактор цивилизации из зоны низкопродуктивного хозяйства в сторону высокопродуктивного скачкообразного роста.

Как справедливо отмечают Л. Гринин, С. Малков и другие ученые, высокие цены на еду могут ведь диктоваться не только перенаселением (недостатком пиши), но и повышенным спросом со стороны государства: например, оно ведет крупные строительные проекты, в коих занято огромное количество рабочих. Или действиями столичных элит, которые, расширяя престижное потребление и соперничая друг с другом в показной роскоши, искусственно раздувают спрос на продовольствие, как и штаты прислуги на своих виллах. (Кстати говоря, те же исследователи отмечают, что столичные города, которые провинция всегда обвиняет в паразитизме и высасывании соков из страны, на самом деле являются источниками роста для провинций, поскольку представляют собой мощных потребителей провинциальной продукции. Так что Москвой страна кормится, а не наоборот. Добавлю от себя, что аналогичное суждение справедливо и по отношению к США, каковые являются «столицей всего мира» — главным мировым потребителем, который развивает производство в других странах. Именно благодаря США Китай стал индустриальным монстром, превратившись из туземной аграрной державы в «почти вторую экономику мира». Условная схема такова: столица производит деньги и власть, а провинция — товары.