Итак, согласен ли я с Доном, что его проблема по большей части неврологического характера, связанная с нарушением каких-то химических реакций в его мозге? Что ж, и да и нет. Я бы сказал, что у него есть склонность к присущему другим парасомниям медленного сна двойственному состоянию мозга, когда часть мозга спит, а другая бодрствует, что позволяет ему посреди ночи готовить, выискивать пищу, выполнять довольно сложные действия без каких-либо последующих воспоминаний о произошедшем. А также что эта склонность усугубляется синдромом периодических движений конечностей, приводящих к частичному пробуждению из глубокого сна и нарушению циркадных ритмов.

Вместе с тем нельзя отрицать, что свою роль играют и психологические факторы: тяжелое детство, депрессия, а также чрезвычайно непростые отношения со спиртным. Меня заинтересовали психологические проблемы дочери пациента, связанные с питанием, и, когда мы обсуждали его алкоголизм у него дома, я спросил, были ли со спиртным проблемы у его родителей. «Я помню, что она [его мать] любила перед ужинам выпить коктейль. Позже я думал, что она всегда работала, однако потом, много лет спустя, когда ее уже не стало, узнал, что помимо работы она еще провела лет десять, пьянствуя в своей комнате».

Может быть, конечно, и так: корень некоторых его психологических проблем кроется в физиологии. У Дона есть склонность к компульсивному поведению, некоему аномальному механизму подкрепления, характерному для алкоголизма.

И эта дисфункция системы подкрепления, судя по всему, была унаследована им от матери и передалась дочке. Так что, возможно, от еды Дон получает повышенное подкрепление.

Я вернулся к описанным им событиям в Гарварде, когда он всего за несколько месяцев набрал двадцать килограммов, задолго до того как начал есть во сне. Возможно, это острое желание есть возникает у него по ночам, когда он спит, из-за активации лимбической системы, в то время как мозг находится в том самом, характерном для парасомний медленного сна состоянии, либо когда он просыпается из-за синдрома периодических движений конечностей. При этом в течение дня моему пациентку так плохо от огромного количества съеденного ночью, что он голодает. К моему величайшему сожалению, я вынужден был согласиться с психоаналитиками: возможно, по ночам проявляются его «потаенные желания».

Я не помню ни одного пациента со столь тяжелым расстройством пищевого поведения во сне, как у Дона, с точки зрения его выраженности и с точки зрения трудности лечения. И я не первый сомнолог, который пытался ему помочь. Стандартные виды лечения от парасомнии медленного сна не увенчались успехом, так что я попытался вылечить его синдром апноэ во сне, а также синдром периодических движений конечностей. Подобрать подходящий курс лечения оказалось проблематично. Многие из препаратов от парасомнии медленного сна могут усугубить синдром периодических движений конечностей, при этом я избегал многих лекарств от синдрома периодических движений конечностей из-за большой вероятности развития зависимости от них, что в данном случае было актуальной проблемой. Агонисты дофаминовых рецепторов – стандартные препараты от синдрома беспокойных ног – спровоцировали новые виды компульсивного поведения. Одним из препаратов, применяемых для лечения расстройства пищевого поведения во сне, является противоэпилептический препарат под названием «Топимарат», подавляющий аппетит, однако он не дал совершенно никакого эффекта. На данный момент мы пробуем внутривенное введение железа с целью подавить движения ногами, от которых пациент просыпается, однако я не питаю особых надежд.

Дон научился жить со своим повышенным ночным аппетитом. Он в определенной степени его контролирует, ограничивая доступ к пище по ночам, а также пробовал класть в холодильник более полезные для здоровья продукты, такие как фрукты, однако и от них возникали проблемы. «Я ел слишком много винограда и просыпался с поносом», – пожимает плечами пациент. Кроме того, его обжорство во сне определенно создает напряжение в отношениях с женой и мешает вести нормальную жизнь днем. Он в смятении от того, как воспринимается болезнь, с которой ему приходится иметь дело каждую ночь. «Это серьезная проблема, которая значительно затрагивает жизнь. У меня превосходная карьера, однако мне каждый день приходится себя преодолевать, когда просыпаюсь с набитым животом. Я говорю это, потому что не раз видел программы, посвященные расстройствам сна, и каждый раз ради смеха они рассказывали про обжорство во сне».

Я считаю, что случай Дона наглядно иллюстрирует непростые механизмы возникновения многих проблем со сном, которые мы ежедневно наблюдаем в своей клинике. Сон зависит не только от физиологических и психологических факторов – генов, анатомии, химических реакций в мозге, – но и от стресса, и от трудностей, с которыми человек сталкивается в своей жизни, от его настроения, от его душевного состояния. Сон нельзя рассматривать отдельно – лишь в контексте чьей-то конкретной жизни. И если это касается сна в целом, то уж расстройств сна касается тем более.

Раз в несколько месяцев я принимаю в клинике вместе со своим коллегой-педиатром подростков с проблемами вроде нарколепсии или серьезного сомнамбулизма. Цель в том, чтобы облегчить им переход от сюсюканья, к которому они привыкли в соседней детской больнице с ее ярко окрашенными и расписанными стенами и суматохой в фойе, к немного более суровым условиям мира медицины для взрослых.

Причем со взрослением для наших пациентов появляются новые трудности. Жизнь подростка куда сложнее, как в плане общения и образования, так и с точки зрения медицины. На пациента возлагается дополнительное бремя самостоятельной заботы о собственном здоровье, и подобная смена ответственности может оказаться непростой и для самих подростков, и для их родителей.

Эти промежуточные приемы призваны облегчить постепенное отвыкание от участия родителей и передачу пациента новым врачам, а также положить начало обсуждению влияния расстройства ребенка на вождение, социальную жизнь, прием спиртного и наркотиков, а на также отъезд из родительского дома. Иногда эти пациенты полностью соответствуют стереотипу о подростках: они вздорные, неразговорчивые, сидят на стуле развалившись и переносят ответственность на своих любящих все контролировать родителей, которые говорят за них. Джейми, однако, настолько далек от стереотипа о подростках, насколько это можно себе представить.

Ему уже семнадцать, он вежливый, вдумчивый и сознательный. Хорошо учится и усердно занимается спортом. Он и вся его семья помешаны на регби. Джейми играет на самом высоком уровне, выступая за свою школу и за свою страну; его отец работает тренером, а мать и младший брат тоже участвуют в этом спорте. Парень вынашивает планы изучать медицину в Имперском колледже Лондона или в Оксфорде. Карьера ортопеда или спортивного врача объединила бы его любовь к спорту и способность к учебе. Вместе с тем, несмотря на свои явные таланты, Джейми приходится иметь дело с серьезными проблемами.