Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это почему?
– Если она привяжется, то не успокоится, пока просителя не изведет.
– Убьет, что ли?
– Не убьет, а изведет! Изведет – это другое. Как вам объяснить? Ведь Амальке чего нужно? А нужно ей снова человеком стать. Конечно, в натуре это никак не получится, поскольку она давным-давно померла, но дух-то ее не отошел с белого света. И вот в того, кто у нее чего-нибудь попросит, дух-то ейный и вселится. Покаместь они общались мало, он, дух этот, спокойно сидит, наружу не высовывается. Если можно так сказать, обживается в новом теле. А как только желание просителя исполнится, дух-то Амалькин свое возьмет. И станет все по-своему делать, а разум того бедолаги в дальний уголок загонит и выпущать оттедова не будет.
– А скажите, баба Фрося, избавиться от нее как-нибудь можно?
– От кого избавиться? От Амальки, что ли? Зачем тебе? Ты разве с ней якшалась?
– То-то и оно, что якшалась!
– Ну и девка! Когда же успела?
– Недели полторы назад.
– А день-то, день какой был?!
– Не днем это случилось, а ночью.
– День… ночь… Ты не понимаешь… Число какое, другими словами?
– Кажется, семнадцатое… Точно, семнадцатое октября.
– На Ерофея-мученика?
– Ага.
– Совсем хорошо! А погоды какие в ту пору стояли?
– Буря разразилась.
– И вовсе отлично! Как же ты себя повела?
– Пошла на кладбище, залезла через дыру в склеп фон Торнов, разделась донага и заклинание прочитала, как меня ваша Катя научила.
– Катюшка?! Так это ты, зараза, ее подбила?!
– Ничего я не подбивала, – заныла Катя. – Я давно, еще в детстве, ей рассказывала…
– В детстве, говоришь? А ну-ка, прочитай слова заветные!
– «Ты, ты – дух нечистой красоты…» – уныло затянула Вера.
– Знаешь, – констатировала старуха. – Похоже, не врешь.
– Зачем мне врать? Я, наоборот, к вам за помощью пришла.
– За помощью, говоришь? Как же я могу тебе помочь?
– Научите, как избавиться от Амалии.
– Да я и сама толком не знаю.
– Скажите, Ефросинья Филипповна, сколько вы знаете случаев, когда Амалия вселялась в людей? – перебил диалог Веры и бабы Фроси Жюль Верн.
– Кто же о таком рассказывает.
– Но ведь я рассказала! – вскинулась девушка.
– Ты… Может, и зря рассказала.
– Почему это?
– Амалька недовольна будет.
– Думаете, она узнает?
– А то нет. Она и сейчас тут. Рядом с нами. Все слышит, только проявить свой норов не может. Не ее время. Вот ночью… Ночью она горазда на выдумки.
– И что же мне сделать может?
– Думаю, лично тебе – ничего. А вот ему… – Баба Фрося кивнула на Жюля Верна. – Ему может непоздоровиться.
– Почему? – спросил Жюль Верн.
– Сам подумай. А? Ты чего хочешь? Чтобы девка твоей стала. Разве нет? А Амалька для нее уже мужа сыскала. Вот! Ты как бы ее планы нарушить хочешь. А она этого не любит. Может отомстить.
Жюль Верн пожал плечами:
– Не очень-то ее испугались.
– Это ты, парень, сейчас храбришься. А придуть ночью, чего тогда делать будешь?
– Как-нибудь справлюсь.
– Ой ли! Справился один такой… А может, и не один. Слышала я, что эти, заложные, с добрыми людьми делают. Страх такой, не приведи господи!
– Как же с этими «заложными» справиться? – поинтересовался Жюль Верн. – Способ есть какой?
– Способ? Он давным-давно известен. И в литературе зафиксирован. Сам Николай Васильевич Гоголь в книжке своей описал. «Вий» книжка-то называется. Читал, наверное.
– Читал.
– Вот! Помнишь, хлопец ведьму в церкви отпевал. Вокруг себя круг мелом очертил, а потом давай молитвы читать да креститься. Жаль, не помогло. Слабину дал. Ну, да Бог с ним. Ты-то сам крещеный или как?
– В детстве бабка крестила, только креста не ношу.
– А зря! Надеть бы нужно. Это первое от нечисти средство. Ну а дальше – как у Николая Васильевича. И в глаза нечистикам глядеть не нужно. Вообще смотреть в их сторону не стоит. Загрызут!
– С ним-то понятно, а как быть со мной? – тоскливо спросила Вера.
– С тобой, голуба? Ты таки хочешь от ее избавиться? Трудненько. Был, помнится, один способ. Бабанька моя мне про его рассказывала. Еще при царе-батюшке это случилось. Один паренек имел зазнобу, но вот родичи ее паренька этого в расчет не принимали. Не глянулся он им. Он был из купцов, правда, не особо богатых, и зазноба так же из семейства купеческого… Но ее отец с матушкой решили породниться с дворянской костью. И нашли ей женишка хошь и бедного, но родовитого. Паренек и так, и эдак, а те – ни в какую. За дворянина пойдет наша дочка – и все тут. Кто-то его надоумил сходить на кладбище и попросить безбожную Амальку посодействовать. Он, вот как ты, выбрал самое подходящее время, аккурат на Ерофея-мученика. Нужно тебе сказать, в те поры склеп этих немцев, забыла, как их звать-величать, был еще не порушен. Тогда с этим строго было. Баловства никто не допускал. Даже двери у склепа не запирались. Хочешь смотреть, заходи – смотри… Ну, вот. Этот парнишка явился на кладбище в самую бурю: дождь хлещет, ветер воет… Влез внутрь, исполнил все, как полагается, и с надеждой пошел домой. А вскорости, по евоному желанию, значит, и обернулось. Дворянчик, за которого девку прочили, скоропостижно Богу душу отдал. Чахотка у него оказалась, что ли… Но девкины батюшка с матушкой не сильно горевали – зачем им больной зять, а паренек тут как тут: прошу, мол, руку вашей доченьки. Был он парнем справным: высокий, смотрит орлом, волос светлый да кудрявый. Ну и согласились они, выдали девку свою за него. Дело шло – чин по чину, и паренек думал: все само собой сделалось, однако не тут-то было. Сыграли свадьбу, оказались молодые в спальне, а молодец девку-то не топчет.
– Импотентом, что ли, оказался? – спросила Катя.
– Импо… Кем?
– Ну, импотентом! Бессильным, другими словами.
– Не стоял у него, короче говоря! – язвительно заметила баба Фрося – А «импо» он был или не «импо», уж не знаю. Он уж и так, и эдак… чего только не делал. Не поднимается, и все тут. А ведь раньше было все нормально. Не раз проверял. Невеста – в слезу. Он не знает, чего и подумать… И тут слышит: «И не получится!» Амалька, значит, голос подает. «Почему?!» – спрашивает. «Да потому. Хочу, чтобы не я, а чтобы меня…»
– Это как же понимать? – вновь влезла Катя.
– Да очень просто. Она, Амалька эта, не желала, чтобы он был мужчиной, а очень даже наоборот.
– Как это наоборот? – никак не могла уразуметь Катя.