Однако следующим утром, когда появился Жюль Верн, наша героиня не стала сообщать ему о своих сомнениях. Она безропотно села на переднее сиденье, и они покатили вперед.

Если помнит читатель, Вера уже ездила на машине на кладбище вместе с покойным Сабуровым. И на этот раз она посчитала: прибудут они туда быстро, вот только до склепа топать далеко. Однако Жюль Верн использовал совсем другой путь.

Ехали довольно долго: вначале по шоссе, потом свернули на ответвление, тоже асфальтированное, только не такое оживленное, и наконец остановились возле большого дома, у которого уже стояло несколько автомобилей.

– Контора нашенская, – пояснил Жюль Верн. – Ты пока посиди, а я схожу на разведку.

Вера из окна машины принялась разглядывать окружающий пейзаж. Обстановка у кладбищенской конторы напоминала обстановку вокруг строительного управления средней руки. У стены, словно доминошные костяшки, стояли в ряд однотипные могильные надгробия из мраморной крошки, еще без надписей и цифр рождения и смерти; тут же громоздились некрашеные сегменты будущих оград. Среди этого кладбищенского ассортимента слонялись плохо выбритые личности с тоскливыми глазами. По выражению лиц этих граждан их можно было бы принять за скорбящих родственников, однако их одежда выглядела нисколько не похожей на траурные наряды. Скоро из дверей конторы вышел Жюль Верн в сопровождении немолодой грузной женщины с хмурым лицом.

– Вера, можно тебя на минутку? – позвал ее Жюль Верн.

Девушка вылезла из машины.

– Работенка с утра подвернулась, – сообщил Жюль Верн. – Нужно организовать копку могилы вот для этой дамы. Не для нее самой, конечно, а для покойного мужа. Сейчас я отдам распоряжения, и свободен. Ты, может быть, пока тут побудешь? Я мигом обернусь.

– Если можно, я лучше с тобой поеду.

– Тогда садись на заднее сиденье.

Жюль Верн подозвал к себе двух тоскующих граждан и что-то сказал им. Те сразу повеселели, подхватили кирку и две лопаты и плюхнулись рядом с Верой. Салон тут же наполнился густым духом водочного перегара, а стекла запотели. На переднее сиденье села хмурая женщина. В пластиковом пакете, который имелся при ней, звякнуло стекло. Машина покатила вперед. Женщина односложно указывала направление движения. Минут через пятнадцать приехали на место. Женщина достала из пакета бутылку водки, сверток с закуской и вручила их могильщикам. Потом она показала, где нужно копать.

– Три часа вам дается, – сообщил Жюль Верн.

– Земля мерзлая, – заканючили могильщики.

– Какая там мерзлая! Еще снег не лег, – делано рассердился Жюль Верн.

Поторговавшись еще пару минут, могильщики выпили по полстакана, закусили соленым огурцом и взялись за лопаты.

– В обед приеду, – строго произнес Жюль Верн и завел двигатель.

«Десятка» некоторое время петляла меж могил, а потом и вовсе остановилась.

– Все! Дальше нужно идти пешком, – сообщил молодой человек. – Пожалуйте. – С церемонным поклоном он отворил дверцу. Однако Вера на этот раз оказалась не склонна к шуткам. Она вылезла из машины и осмотрелась.

Было холодно. В белесых небесах проблескивали голубые прогалины. Сквозь легкую дымку неярко светило осеннее солнышко. Воздух казался прозрачным, как только что вымытое оконное стекло. На пожухлой траве кое-где лежали остатки инея. На ветке калины, осыпанной кроваво-красными ягодами, звенел колокольчиком голосок синицы-гаечки. Вокруг возвышались могильные памятники, в основном деревянные кресты и металлические пирамидки с пятиконечной звездой на вершине. Царил вечный покой, не нарушаемый даже звуком шагов. Веру неожиданно посетило странное ощущение, будто после долгого отсутствия она вернулась домой.

– Могу показать наиболее замечательные могилы, – предложил Жюль Верн.

– Зачем? – откликнулась Вера. – Я и так все тут знаю.

– Откуда, интересно?

– Знаю, и все тут. С детства.

– А я думал… – Что именно думал Жюль Верн, он не сообщил, однако покосился на девушку с недоверием.

Молодой человек действительно знал кладбище как свои пять пальцев и уверенно вел Веру в нужном направлении. На этом участке могильная архитектура отнюдь не блистала разнообразием. Вера машинально читала надписи, отмечая про себя наиболее любопытные фамилии и эпитафии. Среди последних имелась, например, такая:

Ушел наш милый в небеса

И не оставил адреса!

Куда писать, кому звонить?

Где наш папаша может быть?

Или еще:

Хворь бедолага подхватил,

В жару напившись ледяного пива.

А пил бы водку – жил да жил,

Лишь только б нос имел, как слива.

Вера невольно усмехнулась. Вскоре ее внимание привлек весьма оригинальный обелиск, подобного которому она доселе не встречала.

Прямо из земли торчала громадная чугунная рука, державшая на ладони столь же громадный, совершенно ржавый шар.

– Это еще что? – заинтересовалась Вера.

– А говоришь, все тут знаешь. Оказывается, не все. Это земной шар, который сжимает пролетарская длань. Сей монумент воздвигнут в тридцать девятом году прошлого века. Под ним лежат малолетние воспитанники существовавшего в ту пору в нашем городе интернационального дома-интерната. Всего шесть детей, в основном испанцы. Ребята погибли, когда автобус, в котором они ехали, свалился с моста в реку по вине подвыпившего шофера.

– Бедолаги! Нашли упокоение вдали от солнечной Испании.

– Раньше могилу посещали, – продолжал рассказывать Жюль Верн. – Даже в пионеры возле нее принимали, а нынче она давным-давно позабыта. Шар вон проржавел насквозь.

Вскоре показался знакомый Вере монумент, который было видно издалека.

– А, вон и наш Вова Диденко, – сообщил Жюль Верн. – Стоит родимый, ручкой вдаль указывает. Уже много лет указывает. Интересно, куда?

– В том направлении, где клад зарыт.

– Я тебе уже говорил, что это чепуха. Нет тут никакого клада и не было никогда.

– Кто его знает, – уклончиво сказала девушка. – Мы вот с Сабуровым копали, так что-то нашли. Не зря же он сюда в одиночку приперся. Видать, был уверен. А тут его уже Амалия поджидала. Или кто-то из ее клевретов. Да хоть тот же Вова… Следы на шее ведь от детских пальчиков.

Они приблизились к статуе Вовы Диденко.

– Смотри, – воскликнула Вера. – У него же одной руки нет!

– Действительно, – удивленно произнес Жюль Верн. – Вместо кисти – обрубок. Куда же, интересно, рука делась?!

– Может, обломил кто?

– Кто ее мог обломить? Семьдесят лет не обламывали, и вдруг на тебе!

– Бомжи. Которые металл в приемные пункты сдают.