– Себе на свадьбу оставишь?

– Выг обязался привезти шемахинские вина, они намного лучше.

– Половина кораблей с вином уже на пути в Новгород. Того, что осталось, хватит и псковитянам, и готландцам, и тевтонцам.

– Поступай как знаешь, я в здешней торговле не разбираюсь, – отмахнулся Норманн.

– Здесь ничего сложного. – Речан хорошо знал этот вопрос. – С орденских и твоих земель повезут рожь да ячмень, с побережья рыбу да морского зверя.

– Гонца к псковским посадникам отправил?

– Нил взял самый быстрый драккар, а вырядился, будто на свадьбу. – Речан усмехнулся.

– Ты ему мозги вправил? Он не Новгород представляет, а меня! – строго спросил Норманн.

– Сто раз сказал, вдобавок плетью пригрозил.

– Товары на складах не разворовали?

– Конторские книги на месте, да и сами кладовщики никуда не делись.

– Псковских купцов не заставляй ждать, товары сразу скупай и отправляй в Любек или Мальме.

– Мы большую казну привезли, да здесь немало взяли, так что весь груз в тот же день выкупим.

– Железа на складах мало. – Норманн аккуратно отодвинул лежащие на столе бумаги. – Ты в Медвежий замок корабли отправь, пока все не закончилось.

– Готландским купцам больше некому железо продавать, – уверенно сказал Речан, – через месяц как миленькие привезут.

– Вот что, бери печать Ганзы и оформляй вино под обязательство расплатиться железом.

– Под какую долю вексель писать?

– Дай льготу на месяц, – немного подумав, сказал Андрей, – на второй сразу удвой по сравнению с обычными обязательствами.

– Хитро! – восхитился Речан. – Ради прибыли купцы сами на весла встанут, а печать Ганзы отобьет охоту город обратно воевать!

Посмеиваясь, старшина корабелов вышел за дверь, где сразу объявил условия «винного» кредита. Затем, выдержав театральную паузу, он продемонстрировал печать с надписью: Hansestadt Rugodiv – Ганзейский город Ругодив. После некоторого замешательства канцелярия заполнилась криками купцов, и самое главное, Норманн не услышал ни одного возмущенного голоса.

Первым из приглашенных приехал Конрад фон Вейсенштейн в сопровождении трех сыновей и полудюжины рейтар, они же являлись слугами. Норманн хотел было встретить гостя, но, выглянув в окно, отказался от этой мысли, уж слишком надменно выглядел немецкий фон-барон. Дабы не обижать гостя, пришлось сослаться на занятость, город только что взяли на меч, и необходимо было разобраться в деталях управления и ведения торговли. Поручив де Оньяну встречу с последующим установлением дружеских отношений, Норманн решил присмотреться к немцу со стороны. Однако на следующий день от спеси фон Вейсенштейна не осталось и следа. Этому способствовал ужин с вином, где господа рыцари между делом выяснили финансовый базис орденского замка. Французы очень долго не могли решиться отведать странные овощи под названием «репа» и «брюква».

– Ты сам это ешь? – тыкнув ножом в горшок, спросил де Оньян.

– Это наша повседневная пища, – нимало не смущаясь, ответил фон Вейсенштейн.

– Первый раз вижу подобную еду, и мяса совсем нет.

– Как это нет! – Возмущенный барон выхватил из горшка маленький кусочек свиной брюшины. – А это что?

– Сало, – невозмутимо констатировал шевалье.

– Где я столько свиней наберу, чтобы мясо каждый день ставить на стол?

– У вас все рыцари так живут?

– На побережье хряков килькой выкармливают, а мой свинопас дальше лесной опушки не заходит.

В результате французы вынесли единодушный вердикт, гласивший, что тушенные в луке телячьи ребрышки вообще нельзя сравнивать со свиными шкварками в этом непонятном месиве. Нимало не заботясь о душевном состоянии угощающих, господа шевалье признали местную пищу несъедобной даже для рабов. С приездом Михаила Всеволодовича Телятьинского обстановка в воинской трапезной заметно изменилась. Во-первых, Норманн сам теперь присутствовал за столом, что в некоторой степени сдерживало азарт и эмоции рыцарства. Во-вторых, скромная снедь фон Вейсенштейна заставила вспомнить о различиях в традициях. При личном знакомстве с бароном Норманн специально прояснил детали его пребывания в этих краях:

– Господин фон Вейсенштейн, приглашая к себе, я не хотел бы вас обременять дополнительными расходами. Вы и ваши люди живете здесь за мой счет.

– Чем же вызвана такая щедрость? – настороженно спросил барон.

– Заинтересованностью и предстоящим взаимодействием.

– Любое сотрудничество с вами возможно только после согласования с ландмаршалом.

– Зачем мне Алберт фон Кальтер? – улыбнулся Норманн. – Я свои дела решаю через гроссмейстера.

– Вы… вы с ним знакомы?

– На днях жду от него подарок, сотни две крепких копейщиков с офицерами и комендантом города.

– Вот так запросто во время войны с Литвой? – Фон Вейсенштейн был изумлен. – Ландмаршал Ливонии ничего не может добиться, а вам дают людей по первому запросу.

– На землях ордена нет и никогда не будет денег. Соответственно гроссмейстер не даст вам ни одного человека.

– Как это нет денег! – не согласился барон. – Я ежегодно отправляю по тысяче бочек ячменя!

– Мы еще поговорим о войне и деньгах, – благожелательно ответил Норманн.

Что такое тысяча бочек? Да ничего, всего полтораста тонн! Конрад фон Вейсенштейн интересен как пограничный форпост в экспансии против Белокаменска. Чего не добились сто лет назад войной, сейчас добирают тихой сапой торговых интересов. Через двести лет местное население заговорит на остзейском наречии немецкого языка. Эстонский язык появится в 1887 году, а обучение ему начнется только с 1924 года. Норманн всегда посмеивался над историей «древних эстов», ибо народ не может себя именовать только по месту географического проживания. Норги и норманны, сиречь датчане, получили свое прозвище от французов – за то, что жили на севере. И наименование «эсты» пришло то ли от немцев, то ли от викингов, а коренной народ, живший в этих местах, до сих пор неизвестен. Даже в современной Эстонии население до сих пор говорит на трех языках. Северяне не понимают южан, островитяне вообще не воспринимают жителей континента за эстонцев.

Посадский боярин Михаил Всеволодович Телятьинский по возрасту оказался ненамного старше Норманна. Статный, с аккуратной окладистой бородой, выборный правитель Белокаменска выглядел вполне презентабельно. Правитель последнего русского анклава на оккупированных землях Северо-Запада Руси приехал вместе с женой и двумя сыновьями-погодками десяти и девяти лет. Подобная деталь говорила о многом, ибо Телятьинский не мог не знать о ватагах норвежцев, которые разошлись по округе в поисках подходящих имений. Норманн принял гостя с подобающим уважением, а за вечерней трапезой усадил на почетное место. За столом о делах не говорили, даже не касались темы захвата Ругодива и предстоящей встречи с псковским посадником. Так, поговорили о том о сем. Когда появились скоморохи, а слуги убрали столы, поставив огромные самовары и корзинки с медовыми шанежками, Норманн взял гармонь и принялся подыгрывать в такт плясунам и плясуньям. Зато на следующий день Михаил Всеволодович сам заговорил о проблемах Белокаменска.