Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она натянула перчатки чуть выше локтей и, размахивая сумкой, спустилась к ожидавшей их машине.
Нас просили прибыть к завтраку. Легкому завтраку, как было угодно выразиться леди Уиндэм. К легкому завтраку в четверть второго пополудни. «Но приезжайте около половины первого, – писала она, – чтобы успеть как следует устроиться».
Но из-за Папиной карты двухвековой давности машина сразу за Гайд-парк-Корнер свернула не в ту сторону. Где уж там как следует устроиться. Машина прибыла в Колдхаммер лишь в пять минут третьего. Селия была в отчаянии.
– Надо сделать вид, что мы уже позавтракали, – сказала она. – Они махнут на нас рукой. Теперь мы просто не можем просить, чтобы нам подали завтрак. До обеда Мария раздобудет для нас немного печенья.
– Ты, кажется, принимаешь меня за охотничью собаку? – спросил Папа, оборачиваясь с переднего сиденья и глядя на Селию через съехавшие на кончик носа очки. – Неужели, проделав весь этот путь, я удовольствуюсь каким-то печеньем? Колдхаммер – один из самых достойных домов Англии. Я намерен поесть, моя дорогая, поесть от души. Ах! Что я вам говорил… – Он подался вперед и, когда машина неожиданно вылетела на какую-то узкую дорогу, подтолкнул шофера локтем. – Это одна из верховых дорожек. Она четко отмечена на моей карте.
Чрезвычайно взволнованный, он угрожающе взмахнул картой в воздухе. Фрида открыла глаза и зевнула.
– Мы почти на месте? – спросила она. – Какой здесь ароматный воздух. Надо непременно спросить, чтобы леди Уиндэм позволила нам спать на лужайке. Интересно, найдутся ли у них складные кровати?
Найэл промолчал. Его тошнило. В машине на заднем сиденье его всегда тошнило. Этот злосчастный недостаток, среди прочих, так и не прошел с годами. Вскоре машина остановилась перед коваными чугунными воротами. Их обрамляли две колонны, на которых высились грифоны на задних лапах.
– Должно быть, это то, что нам надо, – сказал Папа, снова сверяясь с картой кучера восемнадцатого века. – Селия, дорогая, взгляни на грифонов. Может быть, они исторические. Надо спросить старика Уиндэма. Водитель, дайте гудок.
Водитель дал гудок. За семьдесят миль пути он постарел на несколько лет. Из сторожки выбежала женщина и распахнула ворота. Машина рванулась в них, и Папа поклонился женщине в открытое окно.
– Прелестный штрих, – сказал он. – Всю жизнь с Уиндэмами. Качала Чарльза на коленях. Надо выяснить ее имя. Всегда полезно знать, как кого зовут.
Подъездная аллея вилась через парк к дому, который невыразительной, бесстрастной массой виднелся вдали.
– Адамс, – тут же объяснил Папа. – Дорические колонны.
– Может быть, вы имеете в виду Кента? – спросила Фрида.
– Кент и Адамс[53], – великодушно согласился Папа.
Машина сделала полукруг и остановилась перед серым фасадом. Мария и Чарльз, держась за руки, стояли на ступенях лестницы. Повсюду было великое множество собак самых разнообразных пород.
Мария выдернула руку из руки Чарльза и побежала вниз по лестнице открыть дверцу машины. В конце концов родственные чувства оказались настолько сильны, что ей не удалось выдержать позу, позаимствованную в одном из светских журналов. Почти два часа простояла она на лестнице в окружении бесчисленных собак.
– Вы страшно опоздали. Что случилось? – спросила она.
Голос Марии звучал высоко и неестественно, и по выражению ее лица – кто-кто, а он знал его слишком хорошо – Найэл догадался, что она взволнована не меньше его. Только Папа сохранял невозмутимость.
– Моя дорогая, – сказал он, – моя красавица. – И под яростный лай собак шагнул из машины, рассыпая на подъездную дорогу пледы, подушки, трости и тома Шекспира.
Чарльз со спокойной твердостью человека, привыкшего иметь дело с дисциплинированными людьми, стал объяснять шоферу, который находился на грани нервного срыва, как лучше подъехать к гаражу, расположенному на конюшенном дворе.
– Оставьте все в машине, – сказала Мария по-прежнему неестественно высоким голосом. – Воган этим займется. Воган знает, куда все отнести.
Воган был лакей, который навытяжку стоял за Марией.
– Какое разочарование, – сказала Фрида громче, чем следовало. – Я надеялась, что на слугах будут пудреные парики. Но все равно, выглядит он превосходно.
Она стала выходить из машины, но зацепилась каблуком за отставший кусок резины на подножке и во весь рост растянулась у самых ног лакея, широко раскинув руки, как при прыжках в воду ласточкой.
– Очень эффектно, – сказал Папа. – Повторите.
Воган и Чарльз помогли Фриде подняться. С разбитой губой и порванными чулками, но широко улыбаясь, она заверила их обоих, что упасть при входе в незнакомый дом значит принести удачу его хозяевам.
– Но у вас идет кровь из губы, – сказал Папа с пробудившимся интересом. – Где наша сумка с лекарствами?
Он повернулся к багажнику и принялся раздвигать чемоданы.
– Полагаю, ничего серьезного, – сказал Чарльз, предлагая свой носовой платок с галантностью, достойной самого Рейли. – Всего лишь царапина в уголке рта.
– Но, мой дорогой, у нее может случиться столбняк, – запротестовал Папа. – Нельзя так беспечно относиться к царапинам. В Сиднее я слышал про одного человека, у которого через сутки случился столбняк. Он умер в страшных муках, изогнувшись дугой. – И он стал лихорадочно выбрасывать багаж на подъездную дорогу. Сумка с лекарствами оказалась на самом дне. – Вот! Есть! – воскликнул Папа. – Йод. Никогда не путешествуйте без йода. Но губу надо сперва промыть. Чарльз, где Фрида может умыться? Необходимо, чтобы Фрида умылась.
На верхней ступени лестницы появился лорд Уиндэм с часами в руках.
– Рад вас видеть. Рад вас видеть, – бормотал он, и лицо его покрывали жесткие, хмурые морщины. – Мы опасались несчастного случая. Сейчас как раз подают на стол. Мы сядем не откладывая? Сейчас ровно восемь с половиной минут третьего.
– Фрида может вымыться потом, – прошептала Селия. – Столбняк не развивается так быстро. Мы всех заставляем ждать.
– Я тоже хочу вымыться, – громко сказал Папа. – Если я сейчас не вымоюсь, мне придется покинуть стол после первого блюда.
Когда все общество поднялось по лестнице и, пройдя между колоннами, вошло в дом, Найэл через плечо взглянул на машину. Он увидел, что Воган во все глаза смотрит на почтовую сумку.
Только после половины третьего все наконец заняли свои места в большой квадратной столовой. Папа, сидевший по правую руку от леди Уиндэм, говорил без умолку. Селия чувствовала, что для леди Уиндэм это было огромным облегчением; на ее лице застыло выражение хозяйки дома, которая знает, что меню, с такой уверенностью заказанное ею накануне, вышло из-под контроля.