Если бы она так глубоко не ценила собственную независимость и если бы ее не мучила цена, которую герцог вынужден платить за их любовь, она, возможно, была бы довольна, что Этьен принудил шурина изменить свое поведение. В том, что Шарля заставили передумать, она была уверена. Но каким способом?

— Спасибо, — сказала она, — хотя, наверное, и не стоило этого делать. Я чувствую себя виноватой, что встала между тобой, твоей женой… и ее семьей.

Приподнявшись, Этьен некоторое время разглядывал Дейзи, словно пытаясь проникнуть в ее мысли.

— Ты это серьезно? — ошеломленно спросил он.

— Я действительно ценю твои усилия…

— Нет, это я по поводу «чувствую себя виноватой».

— Разумеется, серьезно. А ты как думал? Очень трудно игнорировать клевету, косые взгляды и праздное любопытство, независимо от того, что думаешь ты сам. Для многих именно я являюсь причиной твоего развода. Вот почему я чувствую себя виноватой.

— Нет! — воскликнул он. — Никогда больше так не говори. Ты опоздала на двадцать лет, для того чтобы взвалить вину на свои плечи. И каждый, кто знает меня, понимает это. Даже друзья Изабель понимают. Если есть потребность обвинить когонибудь, то ты последняя в этом списке.

— Ты не понимаешь, Этьен, — мягко сказала Дейзи. — Если бы в тот вечер мы не встретились у Аделаиды, твоя прежняя жизнь продолжалась бы так же, как и раньше. Это касается и твоего брака.

— Я не ищу виноватых, — сказал герцог. — Я слишком циничен, чтобы понимать, что со мной произошло. За этот брак и прошедшие после него двадцать лет мне, кроме себя, винить некого. Ты ни в чем не должна себя винить. А за нашу встречу у Аделаиды я должен благодарить богов, проявивших благосклонность ко мне, — улыбнулся он, дотрагиваясь пальцами босой ноги до ее маленьких белых туфель. — Не стоит быть такой серьезной. А что касается Шарля и развода, то Изабель может делать что угодно, я постараюсь обо всем позаботиться.

Интересно, подумала она, сколько же ему придется заботиться о ней? Как долго в обществе будут продолжаться разговоры о том, что она фатальная женщина, разрушившая двадцатилетний брак? Какую цену он должен заплатить, чтобы продолжать жить в обществе, в котором был рожден? Не устанет ли он от этого бремени? Этьен привык к жизни, где царят легкость, непринужденность, удобства. Сколько должно пройти времени, чтобы он устал от борьбы? На одних весах оказались: она, чужестранка, и его двадцатилетний брак.

— Я не хочу, чтобы обо мне заботились, — прошептала Дейзи.

На мгновение это озадачило его, но потом он вспомнил, что перед ним американка.

— Постоянно забываю о том, что ты не…

— Изабель?

— Нет, не такая, как все женщины, которых я до сих пор видел. Извини. — Улыбка осветила его лицо. — Но раз ты такая независимая, может, ты позаботишься обо мне?

Дейзи рассмеялась от мысли, что он просит ее взять на себя ответственность за самого безответственного в мире герцога.

— Нет, у меня недостаточно энергии, чтобы тащить на себе неисправимого человека, которого растили в убеждении, что он центр мироздания.

— Тогда, может, у тебя хватит энергии побыть со мной… хотя бы малую часть моей жизни? — спросил он с улыбкой.

— Мне, наверное, не полагается спрашивать, какую именно часть? — в свою очередь спросила она.

Господи, как ему всегда удавалось дать ей почувствовать, что она нужна ему.

— Вероятно, нет, — его пальцы двигались вдоль светлого шелка ее чулок. — Тебе в них не жарко?

— До сих пор не было…

— Я могу охладить тебя. — Она вскинула брови.

— Это чтото новенькое. — Он усмехнулся.

— Я имею в виду, что сниму с тебя чулки.

— Очень мило с твоей стороны.

— Мне всегда говорили, что я очень вежлив.

— Кто? — кокетливо спросила она.

— Моя мать, разумеется.

— Ну конечно, я могла бы и догадаться. Мои родители тоже восхищались моими манерами.

— До тех пор, пока мужчина не коснулся тебя? — герцог шутил, но только наполовину. Он не скрывал свою ревность, когда это касалось прошлого Дейзи.

— Зато ты, конечно, можешь убедить меня в своем монашеском поведении.

— Ты слишком требовательная женщина.

— Вот именно, — убежденно сказала Дейзи. Она никогда не позволила бы ему то, что позволяла Изабель. Скорее бы она не вышла за него замуж. Все ее попытки понять эту женщину были безнадежны. Как может существовать брак, лишенный любви и привязанности?

— Я рад этому, — сказал герцог.

Как долго он будет рад, подумала Дейзи.

— Я более ревнива, чем Изабель, — просто объяснила она свои чувства. — Я никогда не делила бы тебя с кемнибудь еще.

— Хорошо, — в одном этом слове заключалось обещание. — Кстати, о дележе: может, пойдем в дом? Иначе слугам придется разделять с нами радости наших занятий любовью. — Он примирительно улыбнулся. Невозможно уединиться в городе, когда любишь женщину, подумал он. Раньше он не был так осмотрителен. Но сейчас рядом с ним была любимая женщина.

Герцог внес Дейзи в дом вверх по лестнице на глазах у улыбающихся слуг.

— Они все знают, — прошептала Дейзи, румянец покрыл ее щеки, когда они прошли мимо служанки, несущей в вазе свежие цветы.

— Люди в Америке не занимаются любовью?

— Ну… конечно. То есть, я имею в виду…

— Не на глазах у прислуги?

— Ну… — Дейзи подумала о своем брате Трэе, у которого были такие же свободные взгляды в этом вопросе, как и у Этьена. — Ну, я никогда этого не делала.

— Ну ктото же должен быть таким же толстокожим, как и я? — поддразнил он ее.

— Пожалуй, это можно сказать о моем брате до вступления в брак, — поспешно пояснила она. — О, дорогой, я не хотела бы быть пуританкой и ханжой… — слабым голосом проговорила она под ироническим взглядом Этьена.

— Раз ты так боишься быть застигнутой слугами, я, наверное, закрою дверь.

— Да неужели? — она вдруг поняла, какую образцовую жизнь вела до встречи с ним.

— Нет, не закрою, — пригрозил он. — Это нечестно, — нежно укорила она. Он поцеловал ее. Это слово напомнило ему о Изабель и Шарле, и он хотел побыстрее избавиться от воспоминаний о них. Они оказались в спальне. Он раздел Дейзи на кушетке, а она помогла ему стащить рубашку, глядя на него влюбленными глазами, когда он наклонился, чтобы разуться.

— Ты великолепен, — пробормотала она.

— В чем? — он взглянул на нее лукаво своими зелеными глазами.

— Во всем.

Боже, как я люблю его! — подумала Дейзи. Только с ним она полностью чувствовала себя женщиной.