— Мистер Маршалл, — произнес Джек Обри, — будьте добры, отклонитесь от курса настолько, чтобы мы смогли «салютовать» французу. Мистер Пуллингс… Мистер Пуллингс, стреляйте, как только наведете пушки.

«Софи» отклонилась от прежнего курса на два, три, четыре румба. Прогремело носовое орудие, затем, через одинаковые интервалы, выстрелили остальные пушки этого борта. Увы, канониры поторопились. Угол возвышения был достаточно велик, однако всплески от падения ядер были замечены в двадцати и даже тридцати ярдах от кормы француза. «Глуар», больше озабоченный собственной безопасностью, чем славой[39], совсем позабыв о своем долге перед сеньором Матеу и не желая отвечать на огонь английского шлюпа, пошел в крутой бейдевинд. Благодаря своему парусному вооружению он мог идти круче к ветру, чем «Софи», и не постеснялся сделать это, до предела используя дувший бриз. Француз откровенно спасался бегством. Два ядра следующего бортового залпа «Софи», похоже, попали в беглеца, а один определенно пробил ему бизань-марсель. Однако цель уменьшалась с каждой минутой, по мере того как курсы обоих судов расходились, а с нею уменьшалась и надежда.

Произведя еще восемь бортовых залпов, Джек Обри прекратил огонь. Им удалось нанести ущерб неприятельскому судну и испортить его внешний вид, но они не сумели сделать француза неуправляемым: все его мачты и реи были целы. Совершенно очевидно, что им не удалось убедить противника вернуться и сразиться врукопашную. Взглянув вслед удиравшему французу, Джек Обри принял решение:

— Снова вернемся к мысу, мистер Маршалл. Курс зюйд — зюйд-вест.

«Софи» получила удивительно мало повреждений.

— У нас есть такие повреждения, исправление которых не может подождать получаса, мистер Уотт? — спросил он боцмана, машинально обматывая болтавшийся трос вокруг нагеля.

— Нет, сэр. Какое-то время будет занят работой парусный мастер, но француз не стрелял в нас ни цепями, ни стержнями, не целил по такелажу и рангоуту. Плохие у него канониры, сэр, очень неумелые. Это не то что тот злой турок, который задал нам перцу.

— Тогда будем свистать экипаж на завтрак, а узлы и сплесни оставим на потом. Мистер Лэмб, какие повреждения вы обнаружили?

— Ниже ватерлинии пробоин нет, сэр. Четыре довольно неприятные пробоины в средней части корпуса, и еще, самое неприятное, — четыре орудийных порта, можно сказать, превращены в один. Но это пустяки по сравнению с тем, как мы вставили ему. По самые помидоры, — добавил он вполголоса.

Джек Обри направился к сорванной с лафета пушке. Ядром, выпущенным с «Глуар», разбило стойку фальшборта, к которой были прикреплены задние рым-болты, в момент отдачи пушки номер четыре. Пушка, частично закрепленная с противоположной стороны, повернулась, ударилась о соседнее орудие и опрокинула его. По счастливой случайности двух матросов, которые наверняка были бы раздавлены ими, не оказалось на месте. Один из них смывал кровь с поцарапанного лица в пожарном ведре, второй побежал за запалами. К счастью, пушка упала в море, а не стала колесить по палубе, нанося морякам увечья.

— Что же, мистер Дей, — произнес капитан. — Нам повезло, если не в одном, так в другом. Пушку можно отнести на нос, пока мистер Лэмб не изыщет нам новые рым-болты.

Возвращаясь на корму, Джек Обри снял мундир — внезапно стало невыносимо жарко, — и посмотрел на югозападную часть горизонта. Сквозь поднимающуюся дымку не было видно ни мыса Нао, ни единого паруса. Он не заметил восхода солнца, теперь оно поднялось высоко, — должно быть, они ушли на значительное расстояние от берега.

— Клянусь Господом, чашка кофе мне бы не помешала, — сказал Джек Обри, неожиданно вернувшись к обыденной жизни, где время шло своим чередом и где существовали голод и жажда. — Однако, — продолжал он, поразмыслив, — мне надо спуститься вниз.

— Капитан Обри, — увидев Джека в кокпите, произнес Стивен и захлопнул книгу. — У меня к вам серьезные претензии.

— Готов вас выслушать, — отозвался Джек Обри, оглядываясь в полумраке и страшась увидеть раненых.

— Они добрались до моей виперы. Повторяю, сэр, они добрались до моей виперы. Меньше трех минут назад я зашел к себе в каюту за книгой — и что же я увидел? Банка, в которой находилось животное, была пуста. Слышите, пуста.

— Сообщите мне о наших потерях, а потом я займусь вашей заспиртованной тварью.

— Ба! Несколько царапин, у одного матроса ободрано предплечье, пришлось извлечь несколько острых щепок — ничего особенного. Потребовались только перевязки. В лазарете лишь больной с запущенным хроническим уретритом, повышенной температурой и умеренной паховой грыжей. Тому, что ранен в предплечье, тоже надо отлежаться. Теперь по поводу моей виперы…

— Ни убитых, ни тяжелораненых? — вскричал Джек, и сердце его радостно встрепенулось.

— Ни тех, ни других. По поводу моей виперы… Доктор принес на судно заспиртованное животное.

И вот чья-то преступная рука вскрыла банку, весь спирт был выпит, и випера осталась лежать неприкаянная, сухая, как пергамент.

— Мне действительно жаль, сэр, — отозвался Джек Обри. — Но этот парень не умрет? Может, дать ему рвотное?

— Не умрет. Вот это-то и досадно. Негодяй, хуже гунна, пьянчуга несчастный, что с ним станется? Это же был чистейший, двойной очистки спирт.

— Прошу ко мне в каюту позавтракать. Пинта кофе и хорошо прожаренная котлета не заменят спирта випере, но утешат вас… — Пришедший в веселое расположение духа Джек готов был острить, он чувствовал, как в уме у него рождается шутка, но затем он забыл ее соль и ограничился тем, что весело, но так, чтобы не обидеть доктора, расхохотался. Затем заметил: — Удрал-таки от нас этот мерзавец. Интересно, мне очень интересно, удалось ли Диллону захватить сетти, или тот тоже сбежал.

Подобный вопрос интересовал весь экипаж «Софи», за исключением Стивена. Но ни в то утро, ни пополудни ответа на него не получили. Около полудня ветер ослаб почти до штиля. Поврежденные во время боя паруса полоскались, свисая мешками с реев, и матросов, занятых их починкой, пришлось защищать от солнца тентом. Влажность воздуха была настолько велика, что он нисколько не освежал. Было так жарко, что, несмотря на горячее желание найти свою абордажную партию, захватить приз и двигаться вдоль побережья, у Джека не хватало духу заставить экипаж начать поиск. Матросы отважно сражались с противником (хотя с пушками они могли бы управляться поживее) и прилагали все усилия к тому, чтобы исправить повреждения, причиненные шлюпу французским судном. «Я разрешу им отдыхать, по крайней мере до „собачьей“ вахты», — решил капитан.

Жара давила на море; дым из трубы камбуза повис над палубой вместе с запахами грога и доброго центнера солонины, которую команда «Софи» поглощала во время обеда. Удары склянок раздавались через столь продолжительное время, что задолго до того, как на горизонте вновь появился сноу, Джеку Обри стало казаться, что утреннее столкновение, должно быть, произошло в другом веке, в другой жизни или даже было лишь впечатлением от прочитанной книги (если бы не запах пороха от подушки). Растянувшись на рундуке под кормовым окном, он размышлял обо всем этом до тех пор, пока не провалился в сон. Проснулся он мгновенно, ощущая себя свежим, уравновешенным, и сразу понял, что «Софи» уже значительное время бежит на всех парусах, подгоняемая ветром, под которым она накренилась на пару поясов обшивки и задрала корму выше носа.