«Мне, что ли, потанцевать?» – подумала я и даже уже встала, но тут музыка внезапно оборвалась и вспыхнул яркий верхний свет.

– Tout rester sur les places! La police française! (Все остаются на своих местах! Французская полиция!) – зазвучал резкий, усиленный микрофоном голос.

Мгновенное замешательство в зале сменилось недовольным ропотом и смехом.

– Suffira! (Прекратите!)

– On en a marre! (Это смешно!)

– Да пошел ты со своим дежавю!

– Ну вот, что я вам говорила? – победно высказалась коллега. – Ничего нового придумать не могут! Сплошные répétitions!

– Мишка, ты чего меня копируешь? – завопил дядя Сема, поднимаясь от столика.

Однако то, что произошло дальше, заставило вновь всех замолчать. Зал быстро и бесшумно заполнялся французскими полицейскими. Когда они точно и грамотно рассредоточились по всему пространству, в ресторан вошла еще одна группа – с огромными собаками на толстых кожаных поводках.

– Да ну вас всех к лешему! – взвилась возмущенная коллега. – Ни ума, ни фантазии!

– Être assis! (Сидеть!) – жестко придавил ее плечо ближайший полицейский. Впрочем, тут же улыбнулся и добавил: – S'il vous plaît, soyez aimables!

Ошарашенная обозревательница плюхнулась на место.

– Да пошли вы все! – снова на весь зал крикнул дядя Сема, выражая таким образом свое отношение к бездарному плагиату.

Невозмутимый полисмен, контролирующий данный столик, сделал один короткий взмах рукой, и веснушчатый олигарх кулем повалился в проход. Это уже мало напоминало шутку.

Не понимая, что происходит, еще подозревая вторую часть удачного розыгрыша, но одновременно чисто интуитивно чувствуя первоклассный подвох внутри самой шутки, я взглянула на пятачок, где только что выплясывали Юлька и Рокотов. И тут мне стало по-настоящему нехорошо. Мощные ручищи знатного олигарха уже покоились в наручниках. Один из полицейских подталкивал его в спину, понуждая к выходу. Рядом сникшей тростинкой стояла испуганная племяшка. Феи таращили глаза на свои новые невиданные «браслеты», внезапно украсившие их запястья. Для Юлькиных прутиков наручников, видимо, не нашлось, поэтому ее просто поставили последней в колонну и повели на выход.

– Куда? – заголосила я. – Отпустите!

– Encore une! (Еще одна!) – хватая меня за плечо, громко произнес полицейский и подтолкнул прямо в лапы к другому, формировавшему колонну обреченных. Через секунду на мне щелкнуло железо, рукам стало холодно и больно, я вознамерилась было немедленно заявить о своих правах, но тут же наткнулась на внимательные спелые глаза овчарки, чья ушастая голова была как раз на уровне моего пупка, и – передумала.

«Просто более крутой розыгрыш, – утешила я себя. – Экстрим. Ладно, будет о чем написать в книге!»

За моей спиной усиливался шум, слышались возмущенные выкрики и родной русский мат, но даже оглянуться я не могла, напрочь загипнотизированная янтарным взглядом внимательной псины.

* * *

Соображать и ощущать себя живой я начала только в каком-то тусклом аппендиксе, куда нас, заключенных, втолкнули, выгрузив из зарешеченного автобуса. Определить, где мы находимся и сколько времени провели в пути, было не под силу. Единственное, что я осознала очень четко: все происходящее – не розыгрыш. Это – самый настоящий арест.

В нашей камере, вполне чистенькой и теплой, вдоль стен наличествовали скамейки, на которых и разместилось прибывшее сообщество человек в двадцать. В автобусе, насколько мне помнилось, народу было больше, но, видимо, и камер в здешней тюрьме вполне хватало. Я прижала к себе дрожащую Юльку и стала осматриваться.

На удивление, в этом помещении находились только женщины. С другой стороны, чему удивляться? Насколько мне известно, во всех странах мира тюрьмы делятся по половому признаку.

Вместе с нами в узилище пребывали все рокотовские феи, ополоумевшая и оттого, кажется, даже протрезвевшая правительственная Света, беспрерывно икающая и сильно этим смущенная коллега, квелая, умученная страданием дама-Светофор, неунывающая Белужка-Лиза и еще несколько женщин, совершенно мне незнакомых, одинаково затравленных и испуганных. Впрочем, была одна, худая, коротко стриженная брюнетка, единственная из нас, кто вроде бы совсем не волновалась. Она спокойно достала из сумочки пачку сигарет и щелкнула зажигалкой.

– Сдурела? – громко икнула коллега. – Мы тут все задохнемся!

– Excusez! Pardonnez! (Простите!) – Незнакомка быстро затушила сигарету.

«Француженка», – поняла я.

– Кто-нибудь знает, за что нас? – спросила одна из фей.

– А, Мишка развлекается! – отмахнулась Лиза. – Хочет Семку с его масками-шоу переплюнуть. Сейчас часик отдохнем, а потом нас выведут, будто на расстрел, а там – накрытые столы. Но я за этот розыгрыш лично Мишке глаз выцарапаю!

– Почему только один? – вдруг с легким красивым акцентом поинтересовалась брюнетка.

– Чтобы вторым мог чек в банк подписать на моральную компенсацию!

– Увы, должна вас огорчить, – продолжила француженка. – Это не розыгрыш. Это спецоперация французской полиции по борьбе с организованной проституцией.

– Проституцией? – в один голос выдохнул женский коллектив, и все дружно уставились на рокотовских фей.

– А мы здесь при чем? – покраснела, как морковка, одна из них. – Мы из модельного агентства, у нас тут семинар.

– Знаем мы ваши семинары, – хмыкнула Лиза. – Мишка вам теорию экономии читает или технологию производства никеля демонстрирует? А может, основы морали и нравственности преподает? Рокотов он все может!

Таких умных слов от беспутной Белужки я никак не ожидала, потому взглянула на нее с уважением.

– А брюлликами он вас обвешал за отличную успеваемость и примерное поведение, да? – продолжила Лиза. – А часики по 120 штук евриков – это за сданный зачет? Во, блин, учеба! А я, как дура, в Бауманке пять лет мучилась! Эх, не знала я тогда Мишу.

– Тебя бы на наш семинар не взяли, – ехидно улыбнулась одна из фей. – Ты ростом не вышла.

– Твою мать! – восхитилась Лиза. – Теперь и на семинары по росту выбирают! Во, прогресс! А я думаю, чего мой пентюх все на учебы ездит? Все опыт перенимает? Как какую шмотку из-за бугра привезет в подарок, так обязательно роста на три больше! Понятно теперь, на кого примеряет.

– Не ссорьтесь, девочки, – примирительно вступила Светофор, – кто знает, сколько нам тут торчать. Наоборот, мы вместе должны держаться. Все же соотечественницы.

– Ага, и желательно за руки, – показала на свои скованные запястья ожившая Светлана.

Только тут мы обратили внимание, что наручники отсутствуют лишь на одной из нас – француженке.

– Слышь, Жизель, – перевела стрелку на нее Лиза, – а ты кто такая? В тусе нашей лицо неизвестное, браслетов на тебе нет. А ну, колись!