Возможно, это вовсе не те же самые гвозди, которые забил дедушка.

Я смотрю на кафель перед маминой плитой и наконец вижу, как по нему бежит темная кровь, скапливаясь в стыках.

Половицы над головой скрипят. «Опасность! Беги!»

И я бегу. Об остальном подумаю позже. Я несусь по коридору, не обращая внимания на предупредительное дребезжание тарелок с птицами. В прихожей быстро оглядываюсь. Вспышка молнии освещает пустую лестничную площадку и витражное окно. Я бросаюсь к входной двери.

Заперта.

Я теряю драгоценное время, дергая замок снова и снова, хотя понимаю, что это бесполезно. Ключ всего один, и он у Росса.

Бегу по коридору обратно, оглядываюсь на пустую, исчезающую в темноте лестницу, залетаю на кухню и прикрываю дверь.

«Беги!»

Я бросаюсь в ледяную буфетную и никак не могу отыскать выключатель. При свете молнии вижу, что мой худший страх оправдался: ключ из замочной скважины исчез. Дергаю ручку, но дверь в сад тоже заперта.

Бежать некуда, Росс скоро вернется. Сначала нужно успокоиться, подумать и уже потом действовать.

Иду на кухню, поднимаю упавший стул. Достаю телефон и перезваниваю Рэфик.

– Я в доме, – сообщаю, когда включается автоответчик. Не успеваю сказать еще что-нибудь, как раскат грома сотрясает дом, сигнал пропадает, и очередная молния освещает задний двор.

Уродливые постаменты с бетонными вазонами, мощеный двор, прачечная с шиферной крышей, цепи на двери. И там, на голой стене, виднеется огромная надпись, выведенная кроваво-красными буквами.

…Эл вскрикнула, глядя в окно и указывая пальцем. Я помню ее отражение в темном оконном стекле, округленный в ужасе рот. Лунный свет серебрил тени яблонь, прогулочного двора, высоких тюремных стен и два слова, намалеванные уродливым красным цветом.

ОН ЗНАЕТ

Я буквально оцепенела от страха.

И тут в замке повернулся ключ. С грохотом, тяжелым и звонким, как отпирались тюремные камеры в Шоушенке…

Раскат грома, свет гаснет, и я с визгом роняю телефон. Опускаюсь на четвереньки, шарю по полу, и тут с низким гудением снова загорается свет.

– Кэт?

Я замираю. Телефон лежит под столом. Бросаюсь за ним, вскакиваю на ноги.

– Ты в порядке?

Скрип-скрип, тишина. Он наверху лестницы.

– Да, – дрожащим голосом отвечаю я.

Снова скрип, длинная пауза.

– Сейчас возьму фонарик, на случай если опять вырубится электричество, и спущусь к тебе. – Скрип. – Никуда не уходи!

Наигранная веселость почти не скрывает победных ноток в голосе. Очень странно, учитывая нашу ссору, особенно то, что сказала я, и то, чего не сказал он… К тому же Росс наверняка слышал мой испуганный крик.

Раздается звон, и я останавливаюсь как вкопанная. Низкий, звучный гул. На доске яростно раскачивается колокольчик. Тонкий жестяной фа-диез или соль-бемоль. Надпись «Ванная» едва видна за неистово болтающимся язычком в форме звездочки. Поднимаю взгляд на потолок. Какого черта Росс решил подергать за шнур в ванной? Смотрю на свое отражение в оконном стекле, черты лица искажены дождем. Звонит не Росс!

Напряжение в сети снова падает, свет мигает и гаснет, но я уже не кричу. Раскат грома сотрясает дом от потолка до пола, задний двор освещает ослепительно белая вспышка молнии. Я жду, что слова исчезнут, и отчаянно на это надеюсь, ведь тогда я – просто сумасшедшая, которая настолько увязла в мире фантазий, что не может отличить вымысел от реальности. И все же они никуда не деваются и отчетливо видны за миг до того, как сад снова погружается в темноту и в кухне загорается свет. Надпись на стене:

ОН ЗНАЕТ

…Мама истошно завопила, услышав ключ в замке. Она схватила Эл здоровой рукой, меня – покалеченной, оттащила нас от окна и вытолкнула в коридор. Мы не хотели уходить. Мама проволокла нас до кладовой, к Берлинской стене. «Быстро в Зеркальную страну!» Ее перекошенное, в кровоподтеках лицо полно решимости, ногти больно впиваются в нас, ноги не скупятся на пинки – она никогда не боялась причинять нам боль. Взгляд через плечо – словно птица, готовая клюнуть, готовая улететь. «Я его задержу, но надо спешить! Время пришло. Это должно случиться сегодня! Вам пора уходить. Бегите!..»

Теперь звонят сразу два колокольчика, неистово и в диссонанс друг с другом, их язычки болтаются как угорелые, доска трясется, с нее летит пыль. Спальня номер четыре и номер пять. Башня принцессы и Машинный отсек. Они звонят вместе, потому что оба находятся на одном конце лестничной площадки. Потом подключается спальня номер три: низкий и длинный звон, вливающийся в их гаснущее эхо. Он возвращается. Спотыкаясь, я выбегаю из кухни, свет мигает, и тут колокольчики снова меняются. Спальни номер один и номер два – Джунгли Какаду и кафе «Клоун». Он наверху лестницы. Я бегу в кладовую, откидываю штору. Совершенно неважно, что эти кроваво-красные слова – лишь подавленное воспоминание. Неважно, звонят колокольчики на самом деле или у меня в голове. Неважно, что уже более двадцати лет нет ни мамы, ни Синей Бороды, ни учебной тревоги. Это – предупреждение, которому я обязана внять. Гораздо в большей степени, чем мои фантазии или старые скрипучие половицы, колокольчики всегда были самой лучшей системой сигнализации этого дома, а Зеркальная страна – его убежищем.

Вслед за очередным раскатом грома раздается крик Росса. Не глядя в окно, я бросаюсь к буфету, поднимаю задвижку, ставлю табуретку, забираюсь внутрь. Свет мигает, и я включаю фонарик на телефоне, закрываю за собой дверцу. Глубокие тени приближаются и отступают, я с усилием отодвигаю два тяжелых засова. Понятия не имею, что делаю, но остановиться не могу и не желаю. Хотя бы раз в жизни я должна довериться себе! Открываю дверь в Зеркальную страну и тут слышу двойной звонок: Росс в кухне. Я замираю. Он снова кричит, уже ближе. Раздается нестройный, лихорадочный перезвон. Миг тишины, потом еще один звонок. Они звучат приглушенно, и все же старая мышечная память не подводит. Гостиная. Столовая. Места для поисков у него заканчиваются.

Я прикрываю дверь и больше ничего не могу поделать. Росс знает, где укрытие. И он прекрасно знает, что замков нет ни на дверце буфета, ни здесь, и подпереть их нельзя. Голова кружится; я машинально ищу руку сестры, которой давно уже нет. Вступаю в темноту, спускаюсь ступенька за ступенькой, думая лишь о том, что Росс уходил из прачечной через окно-люк, раскачиваясь словно шимпанзе. Шепчу слова, которые пришли мне в голову на этом самом месте одиннадцать дней назад: «Я больше не ребенок!» Теперь я не боюсь ни взбираться наверх, ни падать…

Мы спускались по лестнице, цепляясь за стены громоздкими рюкзаками. Эл крепко держала меня за руку, лучи наших фонариков выписывали зигзаги. Над нами ревел дедушка. Вскоре мамины возражения перешли в крики. Стены сотряс мощный удар, и Эл потянула меня вниз. «Идем, идем скорее!..»

Высокий, деликатный звонок как при входе в старомодный магазин одежды. Видимо, кладовая. Единственный звонок, которого я ни разу не слышала, потому что дедушка никогда не заходил туда. Он думал, что это просто узкая, холодная классная комната. До последней ночи он даже не подозревал о существовании Зеркальной страны, не знал, что в прачечную есть еще один проход, который не заперт ни на замок, ни на цепь. Я бросаю беглый взгляд наверх, но темнота слишком густая, ступени слишком крутые. Надо спешить – Росс вот-вот будет здесь.