С тех пор Базо испытал дикую радость и божественное безумие жуткого момента, когда «рога буйвола» смыкаются, сражался против врагов короля и убивал их, заслужил почести и уважение соратников, сидел на королевских советах с обручем индуны на голове, побывал на краю черной реки, заглянув в запретную страну по имени Смерть, а теперь осознал еще одну истину: возвращаться назад больнее, чем идти вперед. Монотонность тяжелого физического труда раздражала сильнее после славных достижений, которые остались в прошлом.

Тропа спускалась к реке, исчезая в густых зеленых зарослях, точно змея в норе. Базо вошел в мрачный туннель — и замер. Правая рука инстинктивно потянулась к несуществующему ассегаю, висевшему на кожаном шнурке под длинным щитом, которого тоже не было: привычка — вторая натура. Щит давно сожгли на костре вместе с десятью тысячами других щитов, а наконечник копья разбили на наковальне кузницы БЮАК.

Базо разглядел, кто идет ему навстречу по узкому проходу в прибрежном кустарнике, и сердце бешено заколотилось в груди, хотя опасаться было нечего.

— Я вижу тебя, господин, — негромко приветствовала мужа Танасе.

Она оставалась такой же стройной, как и в те времена, когда Базо захватил ее в плен в крепости колдуна Пембы: длинные изящные ноги, тонкая талия, лебединая шея, похожая на стебелек прелестной черной лилии.

— Почему ты оказалась так далеко от поселка? — недовольно спросил Базо.

Танасе почтительно опустилась на колени и тихонько хлопнула в ладоши.

— Я увидела, что ты возвращаешься, Базо, сын Ганданга.

Базо удивился: ведь он шел очень быстро, откуда она могла узнать?.. Он собрался было задать вопрос, но передумал, почувствовав мурашки суеверного трепета. Жена до сих пор иногда вгоняла Базо в дрожь: похоже, Танасе сохранила часть магического дара Умлимо.

— Я вижу тебя, господин, — повторила Танасе. — И мое тело тянется к твоему, как голодный младенец, проснувшись, тянется к материнской груди.

Базо обхватил лицо жены ладонями, вглядываясь в него, точно в редкостный красивый цветок. Понадобилось немало времени, чтобы привыкнуть к тому, как Танасе говорит о тайных желаниях тела. Согласно обычаю матабеле, женщине не следует выказывать удовольствие от акта продолжения рода, а также говорить об этом, подобно мужчинам. Она должна служить всего лишь покорным сосудом для семени мужа, готовым тогда, когда он пожелает, в остальное же время вести себя скромно и незаметно.

Танасе была другой. У колдунов она научилась некоторым вещам, которые поначалу ужаснули Базо. Однако по мере того, как жена раскрывала все новые умения, ужас перешел в восхищение. Танасе знала, как делать мази и благовония, способные возбудить мужчину, даже если он смертельно устал или изранен в битве. Она умела говорить и смотреть так, что каждое слово, каждый взгляд жалили подобно стреле. Ее пальцы безошибочно находили чувствительные места на теле Базо, о которых он и сам не подозревал, играя на них, будто на клавишах маримбы, и давая ему мужскую силу, о которой он раньше и мечтать не мог. Собственным телом Танасе умела пользоваться лучше, чем Базо владел ассегаем, — и наносила не менее точные удары. Она могла сокращать и расслаблять любой мускул по отдельности независимо от остальных и либо вызвать у мужа стремительную безудержную разрядку, либо заставить его парить, словно зависший в небе коршун.

— Разлука была слишком долгой, — прошептала она, стрельнув глазами. От интонации и взгляда у Базо перехватило дыхание и заколотилось сердце. — Я пошла тебе навстречу, чтобы мы могли немного побыть вдвоем, подальше от посторонних глаз и восторженных криков сына.

Танасе отвела его в заросли и, сняв кожаную накидку, расстелила ее на мягкой подстилке из опавших листьев.

Когда буря страсти миновала, ноющее напряжение покинуло тело Базо и он вновь задышал мерно и глубоко, а глаза стали закрываться от умиротворенной усталости, которая следует за жаркими объятиями, Танасе приподнялась на локте и с почтительным восторгом погладила лицо мужа.

— Байете! — тихонько сказала она.

Базо вздрогнул и широко раскрыл глаза: так обращались исключительно к королям. Взглянув на жену, он убедился, что в отличие от него самого после любовных утех Танасе все еще полна сил и к тому же вовсе не шутит.

— Байете! — повторила она. — Тебя смущает королевское приветствие, мой славный Топор с острым лезвием? Но почему?

Внезапно Базо вновь почувствовал на коже мурашки суеверного страха и в то же время разозлился.

— Думай, что говоришь, женщина! Не гневи духов глупой болтовней!

Танасе улыбнулась хищной кошачьей улыбкой и прошептала ему на ухо:

— Базо, храбрейший из храбрых и сильнейший из сильных, если это просто глупая болтовня, то почему ты так испугался? Ты, в жилах которого течет чистейшая кровь занзи? Сын Ганданга, сына Мзиликази, разве ты не мечтаешь о маленьком копье из красного дерева, которым владел Лобенгула? Сын Джубы, правнук могущественного Дингисвайо, более знатного, чем его протеже Чака, который стал королем зулусов, разве ты не чувствуешь, как в твоих жилах бурлит королевская кровь? Разве не влечет тебя к тому, о чем ты не осмеливаешься говорить вслух?

— Женщина, ты сошла с ума! Пчелы заползли в твою голову и лишили тебя рассудка!

Танасе лишь улыбнулась и провела по его векам кончиком пальца.

— Разве ты не слышишь рыданий вдов Шангани и Бембези? «Наш отец Лобенгула умер, мы остались сиротами, и некому нас защитить!» — говорят они. Разве ты не видишь, как мужчины Матабелеленда, лишенные оружия, умоляют духов дать им короля? «Нам нужен король!» — восклицают они.

— Есть Бабиаан, — прошептал Базо. — Сомабула и Ганданг. Они — братья Лобенгулы.

— Они старики, дряхлые старики, и огонь потух в их глазах!

— Танасе, не говори так!

— Базо, мой муж, мой король, разве ты не видишь, на кого устремляются взоры всех индун на совете племени?

— Ты с ума сошла! — покачал он головой.

— Разве ты не знаешь, чьего решения они ждут, не видишь, что даже Бабиаан и Сомабула слушают, когда говорит Базо?

Она закрыла ему рот ладонью, пресекая протесты, и одним движением вновь оседлала его — и Базо с изумлением понял, что снова готов и возбужден до предела.

— Байете, сын королей! Байете, отец королей, чьи потомки будут править, когда белых людей опять поглотит океан, который их изрыгнул! — яростно вскрикнула Танасе.

Базо судорожно закричал: ему показалось, что из тела выжали саму душу и вложили вместо нее чудовищное навязчивое стремление, которое будет сжигать его изнутри, пока он не возьмет в руку копье — символ монарха нгуни.

Они шли рядом, рука в руке, хотя у матабеле этого делать не принято: жена всегда идет позади мужа, неся на голове свернутую подстилку для сна. Но Базо и Танасе были словно дети, захваченные лихорадочным сном. Добравшись до перевала, Базо обнял жену и крепко прижал к себе, чего не делал никогда в жизни.