Общение с Фаиной настолько захватило Гайто, что он посвящал ей все свое время. Они гуляли по окрестностям, взбирались на невысокие холмы, ездили на Кан-Фарра, бывали вдвоем в Ницце.

Там они сидели на скамейке в порту Вильфранж и наблюдали за отплывающими кораблями. Потом, взяв удочки у хозяина гостиницы, наловили рыбы, которую им приготовили на кухне в ресторане гостиницы. В Антибе поднялись к маяку и долго смотрели на неподвижное в тот безветренный вечер море и сплошную линию фонарей, освещавших длинную извивающуюся прибрежную дорогу.

Стрекотали цикады, аромат южных цветов и выжженной на солнце травы наполнял воздух, и его можно было пить и пить, он опьянял, и лишь легкий бриз освежал на мгновение голову. Гайто казалось, что вот он и вернулся на родину, и, обнимая за теплые плечи Фаину, вдыхая запах ее волос, он чувствовал умиротворенность… Уезжать не хотелось.

Последний вечер они провели вчетвером. Хозяин приготовил им великолепный ужин из рыбы и морских моллюсков, они пили прекрасное вино из хозяйского погреба, наслаждаясь беззаботной беседой и делясь своими впечатлениями.

Гайто уже думал о предстоящей обратной дороге. Был момент, когда он пожалел о том, что приехал на юг в компании. Конечно, он не мог предвидеть всех сюрпризов поездки, но все же отсутствие интуиции в данном случае ему было досадно. Теперь же он почувствовал, что ему было бы тягостно возвращаться одному, и его спутники скрасят нетерпеливое ожидание, в котором он покидает теперь Болье.

Перед ужином Гайто с Фаиной в последний раз прошлись вдоль берега моря. Они обо всем договорились. Фаина Дмитриевна продаст свою часть фермы и приедет в Париж. Приедет, как только позволят дела…

2

Фаина переехала к Гайто осенью 1936-го. Исполнились пожелания матери, о которых она писала ему год назад: «Ты непременно должен жениться, это тоже необходимо, как есть, пить, умываться и одеваться. Тогда только можно нормально жить и работать. Я не говорю, что беги, мол, Гайто, и женись на первой попавшейся девице, нет, но нельзя так безрассудно жить, как ты живешь. Все время ты окружен женщинами и все как-то бестолково. Теперь надо начать новую, красивую жизнь и помнить, что у тебя жизнь не должна проходить вне искусства».

Правда, Гайто не мог ее порадовать в отношении детей. Он написал матери все как есть.

Семейный образ жизни внес некоторые коррективы в ежедневный распорядок, но незначительные: Фаина Дмитриевна не вмешивалась в литературно-общественные дела Гайто, тем более – в масонские. Главную свою задачу она видела в упорядочении быта и создании семейного уюта. Она была на одиннадцать лет старше мужа, и в ее отношении к Гайто сквозили, несомненно, и материнские чувства. Гайто дал ей прочитать письма Веры Николаевны, и Фаина Дмитриевна из них поняла, насколько внутренне одиноким, а иногда и совсем незащищенным чувствовал себя ее муж, внешне всегда такой уверенный, даже самоуверенный, гордый и независимый.

Только перед матерью он раскрывался, да и то отчасти, потому что та жизнь, какую он вел еще со школьной скамьи — сначала жизнь сироты, потерявшего отца, потом мальчишки, ввергнутого в пекло Гражданской войны, — та жизнь выработала в нем черты волчонка. Он постоянно был собран, постоянно начеку, и только там, на юге, как она поняла, он был полностью раскрепощен, свободен; он был тогда как мальчишка, который играл роль взрослого, и она рядом с ним ощущала себя помолодевшей лет на десять. В Париж к Газданову она переезжала без сомнений.

Приходя с работы часов в пять утра, Гайто поначалу старался не будить жену, но Фаина Дмитриевна быстро приспособилась к его режиму. Ей было не привыкать после фермы вставать рано утром: крестьянский труд всегда начинается с первыми петухами. Так что утром Гайто ждал дома ранний завтрак. Потом он спал часов пять-шесть, после чего мог садиться за работу или гулять с женой по Парижу, показывая ей свои любимые места.

Они поднимались на Монмартр, бродили среди выставленных картин, художников и туристов, заходили в белоснежную мраморную базилику Сакре-Кёр, где в любое время суток можно было увидеть многих молящихся.

Стоя на верхних ступенях широкой лестницы, которая вела к торговым улицам, они могли видеть почти весь город — его мосты, дворцы, разноцветные крыши домов, Эйфелеву башню в легкой дымке, соборы, вокзалы, большие зеленые пятна парков. Иногда они просто шли по улицам куда глаза глядят, часто выходили к Сене и стояли у перил набережной. И он рассказывал ей о столице то, что она не узнала бы ни в одном туристическом справочнике — он рассказывал ей свою жизнь в этом городе…

В Париже о переменах в своей личной жизни Гайто никого не оповещал — они с Фаиной решили обойтись без свадьбы и регистрации. Забавно, но уже после двух-трех лет семейной жизни Газданов получил несколько писем от Александра Павловича Бурова, одного из самых состоятельных писателей русского зарубежья (знающие люди сообщили Гайто, что «Числа» издавались в основном на его деньги). Бурову чем-то приглянулся Газданов, и он написал, что если тот не женат, то ему следует приехать в Амстердам, он его здесь познакомит с очень приятной девушкой из богатой русской семьи… Имевший уже трехлетний семейный стаж Гайто ответил Бурову с иронией:

«Дорогой Александр Павлович, искренно благодарен за Ваши заботы о моем будущем и за Ваши матримониальные проекты. Увы, они неосуществимы по той, хотя бы, причине, что я женат (на женщине без денег, конечно)».

Действительно, материальное положение Гайто после женитьбы не особенно изменилось. Однако в остальном появление Фаины сказалось чрезвычайно благотворно. Она словно следовала завету его матери, писавшей Гайто: «Ты постепенно хочешь зарыть свой талант в землю. Но если ты будешь около меня, я, пока жива, буду всемерно содействовать тому, чтобы ты писал. В этом вся жизнь. Нельзя жить обывателем — это неинтересно».

Фаина была человеком практического ума. Убедившись в том, что Гайто тратит непозволительное количество времени на возвращение домой из гаража, куда полагалось сдавать после смены автомобиль, решила переменить место жительства. Это позволит Гайто не только экономить пару часов в сутки, но и физические силы.

Вскоре она нашла небольшую трехкомнатную квартиру на улице Брансьон в пятнадцатом округе, куда они переселились в начале октября. Погода в это время в Париже обычно неустойчивая: то моросит нудный мелкий дождь, то вдруг проглядывает солнце и становится так жарко, что пар поднимается от тротуарных плит, то вновь набегают тучи. Словом, зима еще и не начиналась, а Газдановы вновь задумались о летних путешествиях. Гайто рассказывал Фаине о детской мечте — проплыть Индийский океан: «К сожалению, сейчас мои планы стали скромнее». — «Это поправимо», — улыбнулась Фаина в ответ, и поведала ему историю о том, как к ним в Индию, где она прожила с родителями несколько лет, приплыл молодой человек из Европы, притом без всяких затрат. Так неожиданно родился один из лучших рассказов Газданова «Бомбей». Впрочем, глядя на Фаину, Гайто не раз задумывался, что, если бы лучшие картины и встречи были предсказуемы, жизнь была бы невероятно скучна, и потому все самое ценное настигает нас случайно. На этом был построен «Бомбей».