Я ответил: нет, напишу под псевдонимом, пусть пробивается не имя, а книга. Хорошо, говорит он, тогда нужно правильно выбрать псевдоним. Но учти: в маркетинговых целях псевдоним должен состоять из трёх слогов: та-та-та. Он не должен быть украинским, а должен быть русским, то есть оканчиваться на “ов”. Наконец, фамилия автора должна что-то такое отдалённо читателю напоминать. Лучше что-то военное… “Суворов, — спрашиваю, — подойдёт?” “Пойдёт!..”

Книга вышла и стала бестселлером. Я-то думал, что следующую — серьёзную книгу выпущу уже под своей настоящей фамилией. Но после оглушительного успеха первой книги издатель запретил мне менять раскрученный псевдоним. С тех пор я Виктор Суворов…

А имя Виктор мне дали, как только мы прибыли в Англию — всей моей семье сразу сменили имена. Слово “Владимир” англичане выговорить не могли, а “Виктор” — вполне интернационально…

Некоторое время мы жили на барже, скрываясь от советской разведки. Ещё до индустриальной революции вся Англия была прорезана узкими каналами, которые сохранились до сих пор. По ним теперь плавают узкие баржи, в которых живут и путешествуют люди. И мы какое-то время жили на такой барже, постоянно меняя место дислокации. Одновременно был распространён слух, что я живу на военной базе, чтобы отбить у Советов охоту гоняться за мной. Дело в том, что в тот самый год, кода мы прибежали, в Англии был убит уколом зонтика болгарский диссидент Георгий Марков. В любой другой стране это преступление осталось бы не раскрытым. Ну, умер человек от сердечного приступа, и умер. Но Англия — родина Шерлока Холмса и Скотланд-Ярда, они обратили внимание на небольшую красную точку на теле Маркова, нашли в глубине ранки крохотный шарик с дырочкой, который источал яд. Я видел этот шарик под микроскопом… В общем, предосторожности с укрытием моей семьи были нелишними. А когда шум с моим уходом стих, нам, как беженцам, дали маленький дом на берегу моря и небольшое денежное пособие. Жили не жирно, надо сказать.

Домик этот купило на мое имя Министерство иностранных дел. Я был благодарен англичанам и заявил, что расплачусь за этот дом. Они сказали, что растачиваться не надо. Но я объяснил, что это дело принципа, и, получив гонорар за первую книгу, продал этот домик, вернул деньги МИДу, а себе купил большой дом в Бристоле.

Это типично английский дом. Восемь комнат. Все спальни по традиции наверху. Внизу большая комната с камином. Я всегда считал, что в доме должен быть живой огонь. Не какой-то там газ гореть, а настоящие чурки трещать, и чтобы чуть-чуть дымом пахло. Когда отец приехал в гости ко мне, он всё удивлялся: огонь открытый, камин неглубокий, почему же дым в дом не валит? Потому что делать умеют…

Кроме каминного зала, на первом этаже находятся столовая, кухня и библиотека. Есть ещё меньшая хозяйственная комната, где стоит стиральная машина. На втором этаже — четыре спальни и мой кабинет, в котором ящики с картотекой. Две спальни из четырёх очень маленькие. Они используются, когда приезжают дети, то есть собирается вся семья. Дом очень уютный, я сам его выбирал».

Как утверждает сам Резун, дом в Бристоле он купил, потому что читал про этот город с детства. «Все самые знаменитые путешествия начинаются в Бристоле. Отсюда вечно уплывает какой-нибудь герой. Отсюда уходила “Эспаньола” на остров сокровищ… 4 мая 1699 года из Бристоля отравился в своё знаменитое путешествие Гулливер. Я помню эту дату с детства, ещё когда на Дальнем Востоке читал Свифта. То есть в 1999 году исполнилось триста лет путешествию Гулливера. И нет бы мне примерно за год до этого пройти в Городской совет Бристоля и предложить им отпраздновать этот великолепный юбилей, о котором все забыли. Какой бы был праздник!.. Я бы заработал на этой идее миллион, не меньше! Даже один процент от доходов мог бы меня озолотить. Но нет! Прошляпил! Так жалко… И поэтому 4 мая 1999 года одинокий бывший русский шпион сидел в бристольском порту с бутылкой водки и пил за упокой своей неосуществившейся идеи, ругал себя: “Мудило грешное! Англичане свою историю и литературу забыли, так чего же я не напомнил!..”».

«…Моя финансовая история выглядит так, — продолжает Резун. — В 1978 году я начал писать книги. А в 1979 году меня пригласили читать лекции но военной истории в военную академию… В общем, меня пригласили на должность старшего лектора, обещали перспективу роста. Но от роста я сразу, отказался, потому что выше старшего лектора начинается работа, связанная с администрированием, а я не хотел быть никаким начальником, меня больше устраивал свободный график работы…

Мои лекции приходили послушать даже генералы. Я рассказывал слушателям о разных вещах…

Сегодня моё финансовое благополучие складывается из трех составляющих. Во-первых, у меня написано 15 книг. Они до сих пор хорошо продаются во многих странах и приносят мне неплохие деньги…

Во-вторых, я все-таки пропахал всю жизнь в военной академии лектором. И теперь получаю пенсию. А быть пенсионером выгодно!..

В-третьих, я до сих пор читаю лекции, хотя сейчас уже реже. Платят мне неплохо — 250 фунтов за двухчасовую лекцию. А читаю я курсами — пять дней но одной лекции в день. И мне не только оплачивают полный курс, но и возмещают транспортные расходы, поскольку академия находится не в Бристоле…»

Причиной своего побега В. Резун называет приезд нового резидента-дурака. «Приехавший вместо меня был дурак, наломавший дров. Прислали полного идиота. Мне нужно было расплачиваться за чужие ошибки, чего я совершенно не хотел…

Могло быть всякое. Или возврат в Москву и работа в нервом или пятом управлении, или вообще вышибут из разведки. Или посадят. Или ликвидируют. Вариантов падений было множество. Главное, увезти так, чтобы увозимый не шебуршился…

Могли сделать успокаивающий укол. Лучше всего, чтобы человек не волновался. Однако у меня в голове уже был “Ледокол”. Жить с этим “Ледоколом” и не написать его я уже не мог. Но в “Аквариуме” написать “Ледокол” я тоже не мог…

Мы ушли за час до того, как они за нами пришли…

Поначалу они отнеслись недоверчиво. Я позвонил и сказал, что вот направил им послание из трёх букв (ГРУ). Сначала в посольстве сказали, что послание из трёх букв не может быть серьёзным. Но быстро разобрались, и после второго звонка мы встретились, и нас мгновенно переправили в Британию.

Поначалу жизнь была тяжёлая. Сразу же они начали меня пугать. После Швейцарии попасть в Англию — это почти что попасть из Москвы если не в Узбекистан, то в нечто вроде Болгарии. Была зима 1978/1979 года. В стране непрерывные забастовки. Не было хлеба, не было сахара, магазины были пустые. Стояли огромные очереди. Лондон был завален мусором: мусорщики бастовали, метро бастовало…

“У нас, — говорят мне, — безработица. Миллионов ты не получишь. У нас для тебя работы никакой. У нас безработных четыре миллиона, очереди везде стоят. Так что мы не знаем, что с тобой делать”. Я ответил: “Не надо меня стращать. Всё это коммунистическая пропаганда, и я ей не верю! Есть в Лондоне, я об этом читал, вокзал — Паддингтон. Предполагаю, что на том вокзале есть сортир, общественный. И предполагаю, что должен же его кто-нибудь чистить? Ради свободы я и буду это делать. Работу я всегда себе найду, только не надо меня пугать. О'кей? Пусть ваши безработные маются дурью. Только назад меня не отдавайте. А так я себя прокормлю”.. Они мне говорят, чтобы я не кипятился, мы, мол, подумаем и что-нибудь найдём… Вот такие дела. Это потом я стал профессором».