Митя деланно-равнодушно отвернулся. Автоматоны и впрямь не вечны, и механик может понадобится. Вот и с чего Ингвар на Митю обозлился? Тот же ему ничего плохого не сделал! Всё подлость плебейской натуры.

- Даже если б не знал, сразу бы понял, что это кабинет вашего брата! – попытался перевести разговор отец. – На него комната похожа.

- Единственная в доме. – проворчал Митя. Пусть старший Штольц ему нравился, но он брат Ингвара – и будет страдать!

Комната и впрямь изрядно отличалась от остального дома: никаких бантов или безделушек. Только пара кресел, заваленный бумагами письменный стол, простые полки с книгами – и видно было, что книги эти достают, и весьма часто и… широкая стеклянная витрина.

- Та самая археологическая находка? – хмыкнул отец, заглядывая туда.

В витрине лежал древний, полурассыпавшийся от ржавчины меч… но ножны из прелой кожи украшали многочисленные золотые накладки с фигурками оленей и кабанов. Сложенные плотно, один к другому золотые браслеты – каждый со своим рисунком – изгибались через всю витрину прихотливой змеей, а на роскошной и наверняка тяжелой, как рыцарские наплечники, гривне летучие грифоны охотились на мчащихся в ужасе скакунов. Посредине на небольшой подставке – венок из золотых дубовых листьев, тончайших, совсем как настоящие, даже с прожилками.

Митя шумно сглотнул.

- Ведь это десятки тысяч рублей стоит. – ошеломленно пробормотал отец. – Если не сотни. – и еще тише прошептал. – Снова археология… Ты и впрямь следы паро-телеги у той рощи видел?

Митя не ответил, только бросил быстрый взгляд на Ингвара. Сознает ли тот, что милый гость Аркадий Валерьянович, которому Ингвар помочь обещался, сейчас напряженно раздумывает: не причастен ли старший Штольц к призыву навий и убийствам? Чем не подозреваемый: в обрядах древних разбирается, и паро-телега имеется. А столь яро ненавидимый вами столичный франт… Митя самодовольно поправил булавку с серпом в шейном платке (да, он франт!) уже знает и о Бабайко, и о Лаппо-Данилевских. Знает, но не скажет. Потому что участие Штольцев все едино не исключено… Нет! Из вредности не скажет, конечно же, из вредности! Пусть уж батюшка по ложному следу побегает, а Ингвар за братца поволнуется.

- Впечатляет, не правда ли? – на пороге возник Свенельд Карлович с подносом в руках. За ним следовал нагруженный вторым подносом механик паро-бота, все в тех же промасленных парусиновых штанах, разве что шлем и гоглы снять удосужился.

- Oh ja, tolle Sachen[23]! – важно, будто все эти вещи принадлежат ему, кивнул механик, выгружая тарелки с хлебом, соленьями и пресловутой колбасой на стол.

Митя посмотрел на него с неодобрением: неужели Свенельд Карлович разрешит пусть и ценным, но все же работникам сидеть с ними за одним столом? Судя по тому, как решительно герр Лемке водрузил жирный колбасный шмат на ломоть хлеба, сооружая пресловутый немецкий belegtes Brötchen[24], так и есть! Эдак скоро Штольц и кухарку с дворником рядом усадит. А еще хочет уважения от прислуги! Митя презрительно фыркнул – и тут же наткнулся на негодующий взгляд Ингвара.

- Да вы, Свенельд Карлович, супругу буквально… озолотили. – откликнулся отец.

- Она хотела надеть эти украшения на губернаторский бал. Но здесь я решительно воспротивился! Курган, несомненно, царский, но Фригг знает, какими силами обладали те древние цари и сколько тех сил осталось в их золоте? Вспомните хотя б родовые обереги Кровной Знати!

- Золото и впрямь хорошо накапливает Кровную Силу. – кивнул отец.

- Погодите, сейчас получше рассмотрите! – объявил Свенельд Карлович, что-то щелкнуло… загудело… и Митя разом с отцом дружно вскрикнули. С потолка на кабинет обрушился золотистый свет, не оставивший ни единого темного уголка, а золотой венок в витрине вспыхнул и заиграл тысячей бликов.

- Это что… «свечи Яблочкова»? – мгновенно позабыв о такой ерунде как древнее золото, Митя запрокинул голову, щурясь на три… целых три «свечи» с угольными стержнями под прозрачными стеклянными абажурами!

Значит, он не ошибся, в бараке для автоматонов была настоящая «Перунова машина»! В отдаленном поместье глухой губернии!

– Да в Петербурге только на Литейном мосту… - столь же ошеломленно пробормотал отец. – Губерния здешняя… полна неожиданностей.

- Это вы еще неожиданностей здешних не видели! – глухо и как-то утробно проворчал Свенельд Карлович, и поглядел на гостей мрачно, исподлобья. В резком свете электрических свечей его лицо казалось резким, словно бы состоящим из острых углов, а глаза запали черными ямами. Склонившийся над столом механик резко выпрямился, глаза его странно вспыхнули – будто шахтерские фонари в подземных глубинах, а в зажатом меж зубов куске колбасы словно проступила кровь…

Свечи под потолком мигнули раз, другой, заставляя комнату то вспыхнуть ярко, с четко очерченным контуром каждого предмета, то вдруг кануть в сумрак… и снова засветились с равномерным гудением.

Митя сдавленно вскрикнул, отшатываясь назад… Свенельд Карлович стоял прямо перед ним, пристально глядя ему в лицо – и протягивал тарелку.

- Вы, Митя, как наши рабочие, тоже колбасы боитесь? – он сунул тарелку в руки и вернулся к столу, уже обычным голосом, словно бы шутливо жалуясь. - Свечи эти – полезное, и весьма модное изобретение, думал, Анна обрадуется, а она говорит – излишняя роскошь. Вот какая у меня экономная супруга!

- Угу, если без электрических свечей, можно в Ниццу съездить. – пробурчал Ингвар. – А если еще и дороги не обихаживать, так и пожить курортной жизнью месяца три.

- Девять месяцев у себя дома во тьме и бездорожье, чтоб накопить денег на три месяца в чужом удобстве и комфорте… а потом, истратившись, снова вернуться в бездорожье и тьму? – криво усмехнулся отец и тут же негромко закончил. – Впрочем, на некоторых наших господ-дворян похоже.

Митя только передернул плечом: в Ницце повеселее, чем в деревне. Даже если с дорогами и электрическими свечами.

- Надеюсь, любование диковинами заставит вас простить обед… по-походному. Придется есть, что подают работникам.

- После смертельной опасности всегда хочется есть, и не так уж важно, что именно. – вдруг тихо сказал отец и на кабинет пало молчание. Трое мужчин и двое совсем еще юношей, почти мальчишек, не глядели друг на друга, словно вдруг осознав, что живы остались лишь чудом.

А потом вдруг Митя почувствовал себя таким… живым, и таким… голодным, что только воспитание удержало его от того, чтоб схватить кусок колбасы и затолкать в рот целиком.

- Будем радоваться, что на той дороге мертвыми остались лишь мертвецы. – еще тише закончил отец – и принялся решительно намазывать хлеб ярко-желтым, почти как золото, маслом. – Да вы роскошно кормите работников, Свенельд Карлович!