что никак не могут открыть дверь, а сами тем временем будут обыскивать дом. В итоге Сидней проник внутрь первым, я второй (хотя нам пришлось забираться в строение через окно, это оказалось не так уж трудно сделать, поскольку подоконник находился в каких-то трех футах от земли), а мистер Холт – последним. Как только мы все оказались в доме, Сидней, приставив ладонь ко рту на манер рупора, громко выкрикнул:

– Есть здесь кто-нибудь?! Если есть, подойдите, пожалуйста, сюда – нам бы хотелось вас увидеть.

Голос Сиднея эхом отразился от стен пустующего дома, и от этого мне почему-то стало жутко. Я вдруг поняла, что, если где-то в комнатах все же кто-то есть и он будет настроен по отношению к нам враждебно, объяснить наше присутствие в доме будет трудно. Однако на призыв Сиднея никто не отозвался. Пока я ждала его решения по поводу дальнейших действий, он вдруг обратился к мистеру Холту и тем самым привлек к нему и мое внимание тоже:

– Эй, Холт, что с вами такое? Приятель, перестаньте валять дурака!

С мистером Холтом явно было что-то неладно. Он весь дрожал и корчился, словно в лихорадке. Казалось, все мышцы его тела одновременно сводит мощная судорога. По его лицу блуждало какое-то странное выражение, видеть которое было неприятно.

– Ничего страшного. Со мной все хорошо, – произнес Холт явно с большим трудом.

– Ах, вот как? Ничего страшного, говорите? Тогда прекратите себя так вести. Где бренди?

Я протянула Сиднею фляжку.

– Вот, Холт, глотните.

Мистер Холт безропотно влил в себя довольно солидную порцию напитка, по крепости почти не уступавшего чистому спирту. От этого его щеки, принявшие было серый оттенок, сразу порозовели. Однако никакого другого эффекта бренди на него, судя по всему, не оказал. Сидней наблюдал за ним с необычным выражением лица, которое я была не в состоянии понять.

– Послушайте меня, приятель, – сказал Сидней. – Не думайте, что вам удастся обмануть меня с помощью ваших дурацких трюков. И не питайте иллюзий: если вы будете продолжать это делать, я буду исходить из того, что вы представляете опасность, и действовать соответствующим образом. У меня есть вот это. – Сидней продемонстрировал револьвер моего отца, который я ему дала. – И не воображайте, что присутствие мисс Линдон помешает мне им воспользоваться.

Почему Сидней Атертон с таким надрывом обратился к мистеру Холту, было мне совершенно непонятно. Между тем сам мистер Холт не выказал по этому поводу ни малейших признаков возмущения. Он, как мне показалось, совершенно внезапно превратился из человека в человекообразный автомат. Сидней буквально сверлил его пристальным взглядом, словно надеялся проникнуть внутрь его души и узнать его помыслы.

– Пожалуйста, держитесь прямо передо мной, мистер Холт, и идите в то таинственное помещение, в котором, по вашим словам, с вами произошли такие необычные события.

Затем, повернувшись ко мне, Сидней шепотом поинтересовался:

– А вы захватили с собой револьвер?

Этот вопрос поставил меня в тупик.

– Револьвер? С какой стати? Какой же вы дикарь!

Тут Сидней ни с того ни с сего произнес страшное по грубости выражение – из разряда тех, которыми в минуты самого страшного гнева сыпал мой отец. Однако этим дело не ограничилось.

– Лучше быть дикарем, чем дурой в юбке! – выпалил Сидней. Я так разозлилась, что не сразу нашлась, что сказать, и прежде чем успела произнести хоть слово, Атертон продолжил: – Держите свои глаза широко открытыми, а уши настороже. Ничему не удивляйтесь, что бы вы ни увидели и ни услышали. Держитесь поближе ко мне. И ради всего святого, старайтесь сохранять контроль над своими чувствами – обычно вам это удается.

Я понятия не имела, что именно Сидней хотел всем этим сказать. На мой взгляд, не было никаких причин для того, чтобы тревожиться так сильно, как Атертон. И все же какой-то червячок беспокойства шевелился у меня в сердце – видимо, подсознательно я все же ощущала, что что-то не так. Я знала Сиднея достаточно хорошо, чтобы понимать – он вовсе не из тех, кто станет волноваться без причины, и не будет делать вид, что такая причина имеется, если на самом деле она отсутствует.

Мистер Холт тем временем, выполняя указание, или, точнее, приказ Сиднея, двинулся в сторону знакомой ему комнаты, которая располагалась со стороны фасада. Дверь в нее была закрыта. Сидней постучал. Никакого ответа не последовало. Он постучал еще раз.

– Есть там кто-нибудь? – громко спросил он.

Поскольку по-прежнему никто не отозвался, он потянул за ручку. Однако дверь оказалась заперта.

– Это первый признак того, что в доме есть или были люди, – сказал Сидней. – Двери ведь не запираются сами по себе. Вполне возможно, что здесь когда-то все же бывал кто-то – или что-то.

Крепко обхватив пальцами дверную ручку, он дернул дверь что было сил – точно так же, как поступил недавно с дверью в задней части дома. Дом был настолько хлипким, что от этого рывка все стены затряслись.

– Эй, там, внутри! Есть кто? Если вы не откроете эту дверь, это сделаю я!

По-прежнему никакого ответа не последовало.

– Что ж, ладно! Я намерен продолжить череду совершенных мной нарушений закона и порядка и войти внутрь – не так, так эдак!

Выставив вперед правое плечо, он изо всей силы навалился на дверь, затем еще раз и еще. Сидней – крупный и очень сильный мужчина, а дверь была совсем тоненькой. Вскоре замок не выдержал мощных толчков, и дверь распахнулась. Сидней присвистнул.

– Надо же! – воскликнул он. – Я начинаю приходить к выводу, мистер Холт, что рассказанная вами история – это не сказки и выдумки, как мне казалось прежде.

Было достаточно очевидно, что комната, в которой мы оказались, еще совсем недавно была обитаемой – причем, если судить по обстановке и мебели, тот, кто в ней жил, был человеком довольно эксцентричным. Мне же показалось, что в помещении все еще живут: мои ноздри уловили неприятный запах – такой, на мой взгляд, мог исходить от какого-то животного. Сидней, похоже, разделял мои предположения, но его оценки сильно отличались от моих.

– Приятный парфюм, честное слово! Давайте попробуем пролить немного света на вопрос о том, кто может быть источником такого аромата. Марджори, остановитесь немедленно и не двигайтесь, пока я не скажу.

Я, признаться, не заметила ничего необычного в занавесках, закрывавших окно. Но, должно быть, они были сделаны из необычайно плотного материала. Вероятно, во многом по этой причине в комнате царил полумрак. Сидней, войдя в помещение, явно хотел отдернуть занавески, но, успев сделать всего пару шагов, остановился.

– А это что такое? – спросил он.

– Это оно, – сказал мистер Холт голосом, который был настолько непохож на его собственный, что показался мне совершенно неузнаваемым.

– Оно? Что вы имеете в виду?

– Насекомое! Жук!

Судя по его голосу, который также практически невозможно было узнать, Сидней тоже за какие-то секунды пришел в состояние сильного нервного возбуждения.

– Вот оно что! Да, вы правы, это оно! Ну, если я и на этот раз не выясню, кто, зачем и по каким причинам выполняет этот интересный фокус, вы зафиксируете на бумаге, что я – Идиот с большой буквы «И».

С этими словами Сидней бросился внутрь комнаты. Однако явное намерение сделать так, чтобы в помещении стало светлее, не удалось осуществить немедленно.

– Да что такое с этими чертовыми занавесками? Здесь нет ни веревки, ни цепочки. Как же их отдернуть? Что для этого нужно сделать? Что за…

Не договорив фразу, Сидней внезапно умолк. И тут вдруг мистера Холта, который стоял рядом со мной на пороге комнаты, охватил такой приступ дрожи, что мне показалось, что он сейчас рухнет на пол. Чтобы не допустить этого, я схватила его за руку. На его лице вдруг проступило совершенно необычное выражение. Глаза мистера Холта были раскрыты до предела и выпучены – впечатление было такое, будто он видит перед собой нечто такое, что вызывает у него непереносимый, непередаваемый страх. На лбу его выступили крупные капли пота.

– Оно идет! – завопил он.

Я не вполне поняла, что именно произошло дальше. Однако сквозь