Качая головой от отвращения, я беру брошенный свитер и надеваю его. Потом тянусь к коробке передач и трогаюсь.

Впервые в жизни я нахожу смелость уважать самого себя.

* * *

Моя первая остановка – жилище Хантера. Дверь открывает Деми, приветствуя меня пытливым, если не враждебным, взглядом. Я не знаю, сколько она слышала с тех пор, как я в последний раз разговаривал с Тейлор, и что Хантер рассказал ей после того, как выписал мне чек.

Я целую ее в щеку, когда она меня впускает.

Деми отшатывается в ответ.

– К чему это, чудак?

– Ты была права, – говорю я, подмигивая.

– Ну, ясное дело. – Она замолкает. – Но по поводу чего?

– Привет, чувак. – Хантер осторожно к нам подходит. – Все в порядке?

– Будет. – Я вытаскиваю конверт с деньгами и отдаю ему.

Деми щурится.

– Что это? – требует ответа она.

Хантер озадаченно берет деньги.

– Но почему?

– Ну-ка, святоша, – ворчит Деми, дергая Хантера за рукав. – Рассказывай, что происходит?

Я пожимаю плечами и отвечаю Хантеру:

– Мне больше не нужно.

Он выглядит радостным – и неудивительно! – хотя я не завидую тому допросу, который устроит ему Деми.

– Ты с ним полегче, – говорю я Деми. – Он хороший парень.

– Хочешь остаться и заказать пиццу? – предлагает Хантер. – Мы сегодня отдыхаем.

– Не могу. Опаздываю на танцы.

Уезжая от Хантера, я звоню Каю. Тяжесть в моей груди исчезла, а руки не трясутся, пока звучат гудки.

– Ты здесь? – говорит он.

– У меня нет денег.

– Не делай мне мозги, братан. Я сделаю один звонок…

– Я скажу Максу, что это была моя вина. – Решимость в моем голосе меня удивляет. И с каждым словом я становлюсь все увереннее в своем решении. – Я не буду называть твое имя. Пока. Но если ты опять мне позвонишь, если я хотя бы почувствую, что ты что-то вынюхиваешь, я в мгновение ока тебя сдам. Не испытывай меня, Кай. Это твой последний шанс.

Я бросаю трубку. А потом, собираясь с духом, делаю еще один звонок.

Как же тут тошно.

Настолько, что задумываюсь о том, чтобы взять нож с ближайшего стола и захватить кого-нибудь в заложники, сбежав через разбитое окно.

Мы с Сашей заняли стратегическую позицию рядом с кучей колонок, чтобы другим не вздумалось пытаться с нами заговорить. Еще она забрала себе какое-то дорогое шампанское, которое льется на наши платья, пока мы пьем его прямо из бутылки, одновременно наблюдая, как Шарлотта бегает по танцполу, отчитывая сестер за то, что они танцуют тверк со своими спутниками перед встревоженными бумерами [17]. Нам пришлось отойти от диджейского пульта: выпускники все время просили Сашу поставить Нила Даймонда и группу ABBA, и она погрозилась выколоть следующему просящему вилкой глаз, поэтому я заставила ее сделать перерыв.

– Ты должна потанцевать с Эриком, – говорю я ей, замечая его на танцполе. Он вроде неплохо проводит время, хоть его спутница и бросила его на съедение волкам.

– И упустить шанс снисходительно поосуждать всех из-за угла? Ты меня ни с кем не путаешь?

– Я серьезно. То, что я решила упиваться жалостью к себе, не означает, что тебе непременно надо страдать со мной.

– Еще как означает, – говорит она. – Ты и сама могла бы допить эту бутылку и наброситься на танцполе на какого-нибудь приодетого мальчика с трастовым фондом.

– Не в настроении.

– Ой, да ладно тебе. – Саша делает еще один глоток шампанского и вытирает рот рукой, пачкая ее помадой. – Мы влезли в платья и побрили ноги. Надо же позаботиться о том, чтобы утром было, о чем жалеть!

Ха. Мне уже есть, о чем жалеть. К примеру, о чем я, черт возьми, думала, когда выбрала это нелепое платье? Тугая черная ткань делает мои сиськи похожими на две сплющенных палки ветчины, а каждые складка и выступ вываливаются, как зубная паста из тюбика. Я чувствую себя отвратительно и не могу вспомнить, почему была такой взволнованной, когда смотрелась в зеркало и представляла лицо Конора, когда он меня увидит.

А, погодите, вспомнила: потому что я позволила Конору убедить меня в том, что я красивая. Что он видел не пухлую девушку или большую грудь, а меня. Всю меня. Он убедил меня в том, что я что-то желанное. Ценное.

А теперь я осталась наедине с чрезмерно огромным разочарованием по поводу несбывшегося.

Я раздраженно замечаю, что по моим щекам текут слезы, и говорю Саше, что схожу-ка избавлю себя от половины выпитого шампанского. Туалет полон Капп, поправляющих макияж, в одной кабинке кого-то громко тошнит, а две Каппы держат бедняжку за волосы. Другая кабинка занята Лизой Андерсон, которая заперлась с телефоном и теперь по пьяни пишет своему уже бывшему Кори, пока ее сестры протестующе стучат в дверцу.

Воспользовавшись туалетом, я мою руки в раковине, и тут появляются смеющиеся Абигейл и Джулс. У меня екает в груди, когда они злобным взглядом оценивают меня и мою смазанную тушь.

– Тейлор, – зовет Абигейл нарочито громко, чтобы все точно обратили на нее внимание. – Я за весь вечер не встретила Конора. Он же тебя не продинамил?

– Не трогай меня, Абигейл.

Она, конечно же, выглядит идеально. Сверкающее серебряное платье с пайетками и идеально завитые платиновые волосы, из которых не выбивается ни одна прядь. На ее лбу не блестит ни капли пота, а по шее не течет макияж. Трудно поверить, что это живой человек.

– Упс. – Она встает позади меня, смотря на наши отражения в зеркале и насмешливо надувает губы. – Что случилось? Ну же, мы твои сестры, Тей-Тей. Ты можешь нам рассказать.

– Он тебя продинамил, да? – говорит Джулс снисходительно – сладким голосом, как будто общается с животным. – О нет! А твои мышки весь день надрывались, чтобы сделать тебе красивое платье для бала.

– Вам повезло, – сухо огрызаюсь я. – Мы расстались.

Абигейл смеется, а потом саркастично ухмыляется.

– Ну конечно, он тебя бросил. Спустя месяц становится больше не смешно – только грустно. Надо было тебе меня послушать, Тей-Тей. Избавила бы себя от такого стыда.

– О боже, Абигейл, иди на хрен. – Во мне лопается последняя нить терпения. В туалете становится мертвецки тихо, и я осознаю, что все уставились на нас. – Мы все поняли, ясно? Ты жалкая стерва, которая путает стервозность с индивидуальностью. Займись своей гребаной жизнью и слезь с моего члена.