– Это не ответ! – раздраженно говорю я.

– Другого ты не получишь. – Он проходит мимо меня и тянется за курткой, висящей на кресле. – Мне надо ехать. Ты должна уйти.

Когда он берет куртку, она цепляется за подлокотник и из кармана вываливается белый конверт толщиной с кирпич. Из конверта на пол выпадает несколько пачек двадцатидолларовых купюр.

Мы оба молча таращимся на деньги, пока Конор не поднимает их с пола и не начинает засовывать обратно в конверт.

– Зачем тебе такая сумма? – тихо спрашиваю я.

– Не важно, – бормочет он, запихивая конверт в карман куртки. – Мне надо идти.

– Нет. – Я захлопываю дверь и прижимаюсь к ней. – Никто не станет разгуливать с такой суммой, если только не задумал чего противозаконного! Я не дам тебе уйти, пока ты не расскажешь, что случилось. Если у тебя проблемы, позволь мне тебе помочь.

– Ты не понимаешь, – говорит он. – Пожалуйста, просто уйди с дороги.

– Не могу. Пока ты не скажешь правду.

– Мать твою, – выдавливает он, дергая себя за волосы. – Просто пропусти меня. Я не хочу тебя в это ввязывать, Ти. Почему ты так все усложняешь?

Его маска наконец-то спала. Ушло отчужденное, безразличное лицо, которые он пытался сохранять всю неделю, стараясь изо всех сил спрятать переживания внутри. Все, что я теперь вижу, – это боль, безысходность. Все это снедает его, и он выглядит изможденным.

– Разве ты не понимаешь? – говорю я. – Я о тебе беспокоюсь. Какие еще могут быть причины?

Конор поникает. Он опускается на край своей кровати и роняет голову на руки. Он так долго молчит, что мне кажется, что он сдался.

Но потом он наконец-то заговаривает.

– Это было в прошлом мае, в Калифорнии. Кай пришел ко мне – я его несколько недель не видел – и сказал, что ему нужны деньги. Очень много денег. Он влип в какую-то неприятную историю с наркодилером и должен вернуть ему бабки, или этот парень надерет ему зад. Я сказал ему, что таких денег у меня нет. А он ответил, сама понимаешь: «Попроси у Макса». – Конор поднимает глаза, словно убеждаясь, помню ли я, что он мне рассказывал о своих отношениях с отчимом.

Я медленно киваю.

– Ну, и я сказал: «Нет, я не могу этого сделать». Кай приходит в бешенство, и такой: «Пошел на хрен, я думал, мы друзья», – и всякие такие глупости, но он не давил на меня. Он просто сказал, что найдет другой способ, и ушел. Я тогда подумал, что он преувеличивает по поводу своих проблем, может быть, он просто захотел новый телефон или какую-то ненужную хрень и решил, что я могу просто заявиться в гигантское золотохранилище и взять что угодно.

Конор делает вдох и трет лицо. Словно набирается сил.

– А потом, пару недель спустя, у нас с Максом случилась какая-то дурацкая ссора. Я еще не определился со специальностью, и он лез ко мне, повторяя, что надо решить, что я буду делать со своей жизнью. И конечно же, я воспринял это в штыки, потому что на самом деле он имел в виду, что я неудачник, который никогда не будет ничего из себя представлять, если не станет таким же, как он. Это переросло в знатный скандал, и я разозлился и ушел. В итоге я оказался у Кая, рассказывал ему, что случилось, а он и говорит: «Эй, знаешь, мы можем ему отомстить. Только дай знать».

Я робкими шагами подхожу к кровати и сажусь, выдерживая между нами около метра.

– И что ты сказал?

– Я сказал: «Нахер это все. Давай».

Он качает головой, вздыхая. Я чувствую исходящую от него тревожность, то, как сложно ему во всем этом признаться. Как глубоко ему нужно погружаться внутрь себя, чтобы найти на это силы.

– Я дал Каю код от сигнализации и рассказал, что Макс всегда держит три тысячи наличкой на всякий случай в ящике стола. Я сказал, что не хочу знать, когда это произойдет. Пройдут месяцы, прежде чем Макс вообще заметит, что они пропали, и к тому же такие деньги – для него пустяк. Он потратил бы их за неделю на ужин и вино. Никто не пострадает.

– Но?..

Конор смотрит на меня. Наконец-то. Впервые за неделю он на меня смотрит.

– В один из выходных мы с семьей едем в Тахо. Я хотел остаться дома, но мама пристыдила меня – дескать, надо почаще проводить время вместе. То есть дом на несколько дней пуст, и Кай делает свой ход. Он наверняка был под кайфом или пьяным от какой-то хрени – у этого парниши никогда не было тормозов, понимаешь? Он проникает внутрь тихо, но потом просто крушит весь дом. Он забирает одну из клюшек Макса для гольфа из гаража и громит его кабинет и гостиную. Пару дней спустя мы приезжаем обратно и видим, что дом явно обворовали. Самое херовое в том, что Макс обвинил себя. Решил, что забыл включить сигнализацию. Но ладно, ничего страшного, говорит он. Страховка покроет ущерб.

Я морщу лоб.

– Они не удивились, что больше ничего не было украдено?

Конор издает горький смешок.

– Не-а. Копы решили, что какие-то подростки, наверное, просто захотели похулиганить. Они сказали, что видели такое миллион раз – преступление, совершенное просто ради преступления, – и предположили, что, возможно, подростков что-то отпугнуло.

– То есть ты вышел сухим из воды.

– Да, но ведь в этом-то все и дело. Вина стала мучить меня с того самого момента, как мы вошли в дом, и я увидел, что натворил Кай. Что натворил я сам. Каким-то образом я убедил себя в своей голове, что мне будет приятно видеть лицо Макса. Но это было охренеть как больно. Ну какой ублюдок станет обчищать собственный дом? Моя мама неделями после этого боялась, что тот, кто это сделал, вернется. Она не могла спать. – Его голос срывается. – И это все из-за меня.

Сердце в груди болезненно сжимается.

– А Кай?

– Он нашел меня на пляже пару недель спустя и стал спрашивать, ну, понимаешь, как все прошло. Я сказал ему, что больше не могу с ним общаться, что он зашел слишком далеко и это изначально была плохая идея. И все, между нами все было кончено. Он думал, что вел себя как хороший друг, как будто он заступался за меня. Это, наверное, самый наглядный пример, чтобы понять, как работает его мозг.

– Я так понимаю, он плохо воспринял разрыв?

– Не-а. Мне кажется, больше всего он боялся, что я его сдам. Но я напомнил ему, что тогда нам обоим не поздоровится. И наши пути разошлись.

– До Буффало.

– Буффало, – с сожалением повторяет он. – В субботу на пляже. Он проследил за мной, повторил свою старую историю. Он, дескать, должен деньги нехорошим ребятам, и они убьют его, если он все не вернет. Только на этот раз ему нужно десять тысяч.

– Черт, – говорю я еле слышно.

Конор грустно смеется в ответ.

– Вот именно.

– Тебе нельзя отдавать ему деньги.

Он наклоняет голову.

– Нет, я серьезно, Конор. Тебе нельзя отдавать ему деньги. В этот раз десять, в следующий – пятнадцать, двадцать, пятьдесят. Он шантажирует тебя, да? В этом все дело? «Нам обоим не поздоровится»? И содержимое этого конверта… уверена, что ты взял деньги не у своей семьи.