аскетичной и слегка обшарпанной конторе, занимавшейся внешними инвестициями его отца, а также благотворительностью. Тут же работали Фредерик Гейтс, Джордж Роджерс и телеграфистка миссис Татл, в обязанности которой входило, кроме прочего, вскрывать письма с угрозами, а таких было немало. Зарплата молодого специалиста составляла шесть тысяч долларов в год, которые выплачивал его отец. То есть Джон всё ещё был мальчиком, сынком, и это его совсем не устраивало. Он отказался от предложений продолжить учёбу на юридическом факультете или отправиться в путешествие вокруг света: «Я чувствовал, что у меня нет времени ни на то, ни на другое, и если я хочу помогать отцу в делах, чем раньше я начну учиться под его руководством, тем лучше». К тому же они по-прежнему жили под одной крышей. Но не тут-то было: «Отец не обмолвился ни единым словом о том, что мне следует делать в конторе, пока я не начал там работать, да и потом тоже. Более того, он ничего не сказал по этому вопросу другим сотрудникам, насколько мне удалось узнать. Он явно хотел, чтобы я сам выбрал свой путь».

Поскольку Джон не знал ни своих обязанностей, ни своих прав, поначалу он занимался всякими мелочами — например, наполнял чернильницы. Потом начал подписывать бумаги за отца. Отец не возражал, значит, так и надо. Первое поручение, которое Джон-младший получил от Джона-старшего, — проследить за созданием и перевозкой гранитного обелиска для семейного участка на кливлендском кладбище (он был таким громоздким, что пришлось зафрахтовать два вагона). Потом выпускник колледжа Брауновского университета подбирал обои для родительских домов, продавал старые дроги и экипажи, управлял недвижимостью Рокфеллеров в Кливленде. Всё это, конечно, нужные дела, но разве в этом его предназначение? Не за это же платить такие деньги! Между тем отец, как обычно, был прекрасно осведомлён о том, что делается на Бродвее, 26, и часто за ужином, извинившись перед гостями за смену темы, начинал расспрашивать сына, как прошёл день. Его проницательные вопросы и были наставничеством в бизнесе — без принуждения. Кстати, отец и сын часто расходились во взглядах, и Джон Д. уже начинал по-стариковски ворчать: «Мальчики поступают в колледж, а когда приходят оттуда, то всё-то они знают и о бизнесе, и обо всём другом».

По счастью, рядом с Джоном был Фредерик Гейтс; они вместе объезжали железорудные месторождения в Миннесоте и строевые леса на северо-западном побережье Тихого океана, а по дороге, в поезде, разыгрывали скрипичные дуэты. Гейтс приглашал Джона на совещания, вводил в курс разных дел, и уже через три месяца после начала работы Рокфеллер-младший вошёл в правление Чикагского университета. Желая добиться успеха хоть в чём-нибудь, он решил попробовать поиграть на бирже. Чтобы обучить Джона и Альту искусству вложения денег, отец стал давать им взаймы под шесть процентов для покупки ценных бумаг. В первый год Джон заработал несколько тысяч долларов и, как все новички, поверил в свою удачу и стал повышать ставки…

Ему бы следовало проявить осторожность, поскольку перед глазами был дурной пример — дядя Фрэнк. В 1898 году Джон Д. сообщил Уильяму, что Фрэнк теперь ему угрожает, и попросил вмешаться. Долгие увещевания пьяного Фрэнка ни к чему не привели. Тот считал, что раз его брат настолько богат, он просто обязан простить ему все долги. Джон был с этим не согласен. Они в последний раз прошлись вместе по улице, и Джон Д. сказал: «Фрэнк, я всегда был тебе братом». Больше они не общались. Чтобы подчеркнуть, что этот разрыв окончательный, Фрэнк велел выкопать гробы двух своих детей, умерших во младенчестве, и перезахоронить на другом участке кладбища, а не под обелиском, который установил Джон: «Моя кровь не будет покоиться в земле этого чудовища, Джона Д. Рокфеллера». Вскоре после этого Фрэнк с женой и тремя дочерьми перестал быть прихожанином баптистской церкви на Евклид-авеню. Тем не менее он по-прежнему пользовался своей синекурой в «Стандард ойл Огайо», только жалованье ему понизили с пятнадцати до десяти тысяч долларов в год.

А Уильям Рокфеллер воспользовался своими связями в «Стандард ойл», чтобы провернуть крупную спекуляцию. В 1899 году он вместе с Джеймсом Стилманом и Генри Роджерсом тайно приобрёл контроль над компанией «Анаконда» — медными рудниками в штате Монтана. (Ранее контрольным пакетом владели Ротшильды, но в феврале 1898-го они получили конфиденциальное сообщение от одного инженера, предупреждавшего, что запасы меди будут выработаны в течение ближайших двух лет. Они избавились от акций, и компанией завладел сенатор Джордж Хёрст.) Ловкая троица приобрела контрольный пакет за 39 миллионов долларов, взятых взаймы у «Нэшнл сити банк», потом преобразовала компанию в новый холдинг, всучила её акции легковерной публике за 75 миллионов и таким образом наварила 36 миллионов прибыли, попутно обрушив бостонский «Глоуб банк», финансировавший конкурирующую горнодобывающую компанию. Ну и кто после этого чудовище?

Если бы Джон Д. вышел тогда на площадь и задал этот вопрос, все тотчас показали бы пальцем на него. 11 октября 1898 года его снова вызвали на допрос в качестве свидетеля, но с намерением обвинить в нарушении закона.

Когда суд в 1892 году вынес решение о роспуске треста, некто Джордж Райс, владелец небольшого нефтеперерабатывающего завода, купил шесть сертификатов «Стандард ойл» и попытался обменять их на акции двадцати компаний, ранее входивших в трест, а ныне самостоятельных. Однако ликвидаторы, в число которых входил и Рокфеллер, отнюдь не торопились пойти с ним на сделку. Пять лет спустя трастовые сертификаты на 27 миллионов долларов оставались непогашенными. Райс заявил об этом генеральному прокурору Огайо Франку Моннетту, сменившему на этом посту боевого Дэвида Уотсона; Моннетт возбудил дело о неуважении к суду.

Допрос Рокфеллера продолжался более пяти часов. Как всегда, невозмутимый, он говорил так тихо, что всем приходилось напрягать слух, и сказал так мало, что на следующий день в «Нью-Йорк уорлд» вышла статья под заголовком «Рокфеллер изображает устрицу». Слышно было в основном адвокатов «Стандард ойл», протестовавших против вопросов, задаваемых их клиенту. Если же отвести вопрос не удавалось, Рокфеллер ссылался на плохую память: что вы хотите от старика? Сам же он был совершенно уверен, что весь этот балаган судебного рвения в интересах простого народа — всего лишь изощрённый шантаж с целью вытрясти деньги из «Стандард ойл» и что Моннетт в сговоре с Райсом. Когда всё, наконец, закончилось, он выдохнул с облегчением, подскочил к Джорджу Райсу, протянул ему руку и спросил:

— Как дела, мистер Райс? Стареем мы с вами, а? Небось, жалеете, что не последовали тогда моему совету?

— Наверное, надо было, — ответил Райс, глядя на него в упор. — Вы разорили меня, как и обещали.

— Пфф! Пфф! — фыркнул Рокфеллер, уходя.

— Да, вы разорили меня! — не отставал Райс, идя за ним следом. (Надо сказать, что