Он, Самур Первый, и раньше не пренебрегал древними смутными пророчествами, выбитыми на каменных плитах. Теперь же верил каждой руне. Приходилось верить, вне зависимости от того, желаешь этого или нет — ибо вой каменных ядер по мере приближения к стенам становился всё более явственным.

Этот город обречён… Самур поймал себя на мысли: "этот город", вместо "мой город". Да, он уже внутренне не считал себя властителем, и попрощался с городом. Нет, сегодня, пожалуй, бежать ещё рано, а вот завтра…

Кошка, перебегавшая дорогу, оглянулась на процессию шалыми глазами и нырнула куда-то под забор, в дырку. Узурпатор задержал взгляд на потрескавшейся глине. Неприступные стены Архона, по сути, такой же точно глинобитный дувал, только очень большой. Да, перелезть его трудно, но ударов сырцовый кирпич не держит. Облицовка из калёного кирпича и камня придаёт стенам и башням грозный вид, и довольно неплохо защищает от размывания стен дождями. Не более того.

Улочка оборвалась возле стены, выглядевшей изнутри грозно и нерушимо. Наверху, у зубцов, на стрелковом парапете маялись на полуденной жаре бойцы, изнывая от бессилия. Верно, они предпочли бы тысячи штурмовых лестниц с крючьями на конце, пусть даже осадные башни, набитые вооружёнными до зубов врагами — только бы не этот вой, обрывающийся глухим ударом. Самур подошёл вплотную, провёл рукой по шершавому кирпичу. Кирпич здесь был не такой уж древний, похоже, стену не так давно латали…

Вой нарастал, наплывал из-за стены, и последнее, что успел подумать узурпатор — не стоит стоять возле…

Тяжкий удар потряс землю. Стена мягко, неохотно выгнулась над головой, точно сытая ленивая кошка, и вдруг разом обрушилась, подняв тучу пыли, скрывшую всё вокруг. Раздались крики, кто-то бежал, кто-то лез через битый кирпич…

…

Огонь в очаге вонял и чадил — ослиный кизяк вообще не лучшее топливо, тем более кизяк не совсем просохший — но другой пищи для огня найти не удалось. Собственно, можно было бы поискать ещё не вырубленные кусты чуть в стороне от караванного пути, проторенного здесь давным-давно, но велеть сейчас кому-то из людей встать и идти на поиски дров означало нарываться на открытый бунт.

Всю предыдущую ночь и весь день торговый караван шёл без остановок. Люди шли молча, сжав зубы, и даже вьючные ослы двигались безропотно, казалось, проникшись страхом — хотя ослам-то уж точно ничего не грозило, кроме внеочередной смены хозяев. Лишь перед самым заходом солнца главный караванщик дал знак остановиться — во-первых, люди всё равно не смогли бы идти дальше, а во-вторых, вряд ли летучие отряды сидоммцев станут забираться так далеко, когда у них и в окрестностях Архона сейчас полно добычи.

Пиратам Клопа приходилось особенно туго. Сундук с драгоценной пленницей несли вшестером, меняясь каждые полчаса, но всё равно уже после полудня людей начало пошатывать — морские разбойники не слишком привыкли к роли тяглового скота. Сейчас они валялись, где упали, и перед Клопом стояла трудная задача — как поднять их на новый подвиг, поставить шатёр и сготовить еду…

Так ничего толком и не придумав, главарь встал, сжав зубы, и принялся развьючивать ослов, нагруженных свёрнутым шатром, жерди-стойки которого использовались на манер носилок. Глядя на своего капитана, пираты тоже зашевелились. Они вставали с кряхтеньем, будто выбираясь из-под наваленных сверху мешков, однако вскоре шатёр стоял на месте, и над кизяковым костром уже висел котелок, плотно закрытый крышкой — иначе кашу есть будет невозможно. Клоп расщедрился и зажёг в шатре пару толстых восковых свечей, приобретённых у кого-то из караванщиков — если зажечь внутри палатки костёр из плохо просохшего кизяка, спать уже точно придётся на открытом воздухе. Вообще-то самим пиратам было без особой разницы, однако остроухая пленница нуждалась в разминке и прочем вдали от любопытных глаз.

— Если будем идти так, как сегодня, — Клоп окинул взглядом степь, — через три дня окажемся на границе владений Гиамуры.

— И что? — молодой пират, Губа, помешал кашу и вновь поплотнее прикрыл котелок.

— А то, что там нас ждёт пограничная стража. И по случаю начавшейся войны тщательный досмотр.

Кто-то из пиратов присвистнул.

— И что делать?

— Есть два способа, — Клоп растянулся на кошме. — Можно уйти чуть вперёд каравана и пересечь границу тайно, ночью… Правда, нужен будет проводник, эту местность я лично знаю плохо… Потом мы присоединимся к этим олухам, когда они утрясут все дела на таможне и двинутся дальше. Или продолжим путь с другими — по слухам, ближе к Гиамуре торговые караваны достаточно часты… Скажем, что отстали.

— А второй способ?

— Золото, — Клоп побренчал золотыми кольцами в кошеле. — Не зря мы продали нашу посудину. За такую сумму глаза закроет любой страж священных и прочая рубежей, ребята.

…

— Ааааааа!!!

Отдельные крики сливались в сплошной истошный вопль, перекрывающий рёв и треск пожара. Живое море колыхалось, волнами вливаясь в широкий пролом. Сверху, с полуразрушенных башен, которые так и не удалось развалить до основания, дождём сыпались стрелы, на которые, впрочем, никто из нападавших не обращал внимания. Воины лезли на гору битого кирпича в страшной давке, упавших никто не подхватывал — они гибли под ногами своих товарищей, и стоны их были не слышны в общем рёве осатанелой толпы. Еще! Еще нажать!

— Ааааааааа!!!

Вопль изменился, к ярости теперь всё больше примешивалось торжество. Дождь стрел обороняющихся на глазах иссякал — обрушенные зубцы не могли защитить стрелков от ответных выстрелов нападавших, и архонские лучники падали один за другим. Воющее море двуногих разливалось по улицам обречённого города, объятого огнём. Кое-где ещё отчаянно сражались последние группы защитников, однако любому было ясно — последний день Архона наступил…

— Доволен ли ты моей работой, о Владыка? — начальник осадных орудий скалил зубы, белевшие на потемневшем от загара и въевшейся пороховой копоти лице.

— Ты молодец, Гаур, — Герхем своими руками поднёс своему военачальнику кубок с вином. — За семь дней…

— Твоё здоровье, мой господин! — Гаур залпом осушил кубок. — Прикажешь вводить орудия в город, для обстрела дворца в упор? Или пока бить по площадям?

— Не надо, — улыбнулся Владыка. — Ворота дворца можно выбить одним тараном. Зачем тратить огненное зелье на обречённых? Оно ещё понадобится нам, Гаур. У стен Гиамуры.

— Я понял, Владыка! — военачальник обернулся, махнул рукой. — Прекратить огонь! Всем отдыхать! Передать дальше!

Едва Гаур отошёл, явился Гевар. В отличие от артиллериста начальник тайной службы был мрачен.

— Что случилось, Гевар? — Герхем перестал улыбаться.

— Есть первые пленные, мой господин. Ты сам послушай, что он говорит!

Пред очи Владыки предстал молодой архонец, руки которого были связаны за спиной.

— Повтори, что ты мне только что сказал! — потребовал Гевар, морщась, как будто разжевал лимон.