одиноко и неприкаянно, полностью забытая сыном. Михаил писал матери пару коротких писем в год и скупо отвечал по телефону, если мать звонила ему от соседки, жалуясь на одиночество.

Кажется, что проще: приехать вместе с Машей к матери, представить Машу своей гражданской женой, как сейчас принято, и обнадежить мать перспективой совместной жизни в недалеком будущем – как появится квартира, но Михаил не хотел делать этого.

Мать не знала об его работе охранником – грузчиком и считала, что её сын успешно работает ученым в Москве, пользуется почетом и уважением, имеет хорошую зарплату – только с квартирой у него никак не получается из – за глупой женитьбы в молодости. Узнай мать правду и тогда вся московская жизнь Михаила теряла смысл, а его московское существование не имело оправдания.

Прошла реформа денег, когда с купюр убрали по три нуля и люди ощутили, почти привычные прежде, цифры, доступные пониманию, а не миллионы и тысячи, с которыми приходилось идти в магазин , чтобы купить батон хлеба за 5000 рублей.

Получив зарплату новыми деньгами и пересчитав цены в магазинах, Михаил понял, что за годы демократии цена денег уменьшилась в 10000 раз и ничего: никто не взорвался и не призвал ЕБоНа к ответу за неисполненное им светлое будущее – думать об этом населению было некогда из-за постоянной заботы о выживании.

Михаил всё чаще и с тоской вспоминал работу в НИИ, когда были определенность и постоянство в его жизни: квартиру от института он бы давно уже получил и совершенно бесплатно; статус научного сотрудника -несравним с позицией охранника и грузчика; да и зарплата его, в пересчете на нынешние цены, была тогда значительно выше, чем зарплата охранника в банке.

– Видимо зря он поддерживал демократов десять лет назад, когда они рвались к власти, как говорится: от добра – добра не ищут, но ему не терпелось, тогда, быстро изменить свою жизнь и жить так, как его коллеги живут в Америке, что он видел во время командировки.

Поманили его, как осла, морковкой и многих других тоже – вот и получил он своё место охранника у дверей банка: как говорят уголовники – место у параши. И теперь уже ничего не исправить, а надо жить и выживать здесь и сейчас и надеяться только на себя. Слава богу, есть здоровье и старость далеко,– думал иногда Михаил, лёжа на диване, под нескончаемые песни и пляски, из включенного телевизора.

– Хорошо бы с Машей начать новую жизнь, только без её матери и дочери. Моя мать живет одна и ничего, почему бы и Машиной матери не пожить вместе с внучкой, а мы бы им помогали. С Машей бы жили здесь или в квартире, которую я скоро прикуплю, продав эту комнату и подкопив денег, которых почти хватает – если верить рекламе.

С Машей жить вместе – это не с Саной прозябать: чуткая и отзывчивая женщина, поддержит и успокоит – с такой можно попробовать изменить своё положение охранника на более достойное меня место работы. Не зря же я был начальником, пусть и небольшим, в НИИ, – продолжал мечтать Михаил в свободные минуты одиночества.

– Можно пристроиться в магазине менеджером по продажам, или в том же банке – если подучиться. Все эти купли – продажи для грамотного человека не представляют трудностей: основное здесь – это волчья хватка и бессовестность к людям, тогда успех не заставит себя долго ждать.

Да, куплю квартиру, договорюсь с Машей и начну новую жизнь по нынешним законам: «Или всех грызи – или лежи в грязи»,– однажды и окончательно решил Михаил.

Он переговорил с администратором магазина и с управляющим отделением банка, где работал и они вполне благожелательно откликнулись на возможный переход Михаила из подсобных помещений магазина и вахты у дверей банка к более квалифицированной и оплачиваемой работе.

Михаил был непьющий и сдержанный человек, почтительно относившийся к начальству, и именно эти его качества ценились в новой российской жизни.

Но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает, и мечтам Михаила, в очередной раз не суждено было исполниться – грянул экономический дефолт страны-Россиянии: это когда долгов стало больше, чем денег и страна, так же, как и человек, стала не в состоянии возвращать и оплачивать долги.

ЕБоН и окружающие его ебоновцы, не умея создавать, а умея только грабить и разрушать, довели страну до полного краха, о чем и объявили торжественно, свалив, как всегда, вину за происшедшее на внешние обстоятельства и тяжелое советское наследие.

Банк, в котором работали Михаил и Маша, лопнул и закрылся. Оба они потеряли работу, а Михаил ещё потерял все свои деньги, что хранил в этом банке для покупки квартиры. В очередной раз, шакальи нравы частной предпринимательской экономики лишили его настоящего и будущего.

В магазине, также, не удалось перейти на другую работу: торговая сеть, к которой принадлежал магазин, перестала расширяться и новых администраторов пока не требовалось.

Михаил впал в депрессию, понимая, что приподняться, как это называли дельцы, ему уже не удастся. Целыми днями, свободными от работы грузчиком, он лежал на диване в своей комнате, тупо глядя в экран телевизора, где скоморошья телетусовка продолжала беззаботно петь и плясать: по всем каналам одни и те же морды радостно отвлекали дорогих россиян от дел и безделий окружающей их реальной жизни.

Иногда ему страстно хотелось взять молоток и изо всех сил ударить по экрану ТВ, чтобы не видеть притворного веселья этих записных клоунов, певцов и танцоров.

Правильно говорил его напарник – грузчик, хватив в обеденный перерыв стакан водки: «Смотрю в ТВ и думаю: если бы ударить топором по телевизору и этот удар достался бы тем, кто мелькает на экране, ей-богу не пожалел бы телевизора – вдарил от всей души!».

Маша настойчиво искала новую работу, возвращаясь поздно вечером, усталая и раздраженная, а потому, былой радости и спокойствия, как прежде, она уже не приносила, равнодушно подставляя Михаилу своё тело в минуты его желания, которое, впрочем, приходило уже нечасто и удовлетворялось без взаимности.

Осенью Мария нашла наконец работу воспитательницей, или как модно стало говорить – гувернанткой, к двум детям внезапно разбогатевшего нового русского, с проживанием за городом в большом коттедже в пристройке для прислуги. Маша сообщила Михаилу об этом во время очередного возвращения от матери и дочери, с которыми уже успела обсудить свою новую работу. Михаил обиделся, что узнал эту новость последним, но промолчал.

– Я могу отказаться от этой работы, если ты решишься,