Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да…
Солдат нажал на спусковой крючок своего автомата. Грохнул выстрел. Пуля взметнула снег у самой головы женщины. Она расширенными глазами смотрела на неизвестного, а тот развернулся и пошёл к своим.
От машин донёсся требовательный голос:
– Уходим!
Елена лежала ещё долго и уже начала замерзать. Потом осторожно приподнялась и посмотрела в сторону колеи.
Тихо.
Она на четвереньках поползла к машинам, выбралась на узкую обледеневшую дорогу, ещё опасаясь подниматься, но, кажется, ей уже ничто не угрожало. И только тогда Елена встала, потерянная, напуганная так, что до конца ещё не осознавала случившегося чуда – её пожалели, она осталась единственной выжившей из всех.
Женщина потерянно бродила между пугающе неподвижными телами, не зная, что предпринять, что делать дальше.
Ей хотелось вернуться назад, но неведомая сила, заставившая покинуть относительно безопасный посёлок, не позволяла так поступить, и Елена, обойдя по обочине сгоревшую и уже чадящую дымом переднюю машину, пошла по укатанной колее, тревожно поглядывая по сторонам.
Она плакала.
Из памяти никак не уходил образ того самого мужчины, пожалевшего её. Она уже понимала, что никогда не забудет это лицо, как и многое, что глубокими незаживающими ранами исполосовало всю жизнь.
Только ближе к вечеру, когда уже почти стемнело, Елене удалось выйти к какой-то опустевшей деревне. Все избы, что она сумела в темноте разглядеть с дороги, оказались сгоревшими, с торчащими силуэтами печных труб. Совсем как в кинохронике давно прошедшей войны, вдруг вернувшейся и начавшей безжалостно собирать свою страшную дань.
Женщина шла по дороге, всматриваясь в очертания сгоревших почти дотла изб, ощущая густую гарь, как вдруг на фоне потемневшего неба увидела искорки, вылетающие из небольшой круглой трубы, выведенной в окошко избы, странным образом уцелевшей посреди пепелища, и даже крыша у избы имелась.
Елена остановилась, не зная, что предпринять. Она боялась всего и всех, но понимала: идти без отдыха, да ещё и ночь напролёт, невозможно, надо где-то остановиться, передохнуть, а утром снова в путь.
Она осторожно сошла с дороги и начала пробираться по пепелищам дворов к избе, стоящей достаточно далеко от трассы. Вблизи удалось разглядеть, что та обгорела только снаружи, огонь обуглил бревенчатые стены и крышу, но всё уцелело, не обвалилось. Труба торчала из окна, заколоченного полуобгоревшими досками. Кто-то выбрал более-менее целый дом и устроился здесь. Но кто там, за обугленными стенами, что ждёт за ними, и стоит ли испытывать судьбу?
Женщина вслушивалась, приникнув к доскам, пытаясь хоть что-то разобрать. Внутри тихо, а снаружи не видно никаких признаков активной жизни. Ни тебе суеты, ни шума, ни побрехивания собак. Кругом гнетущая тишина и пепелище.
Надо решаться.
«Не оставь меня, Господи!», – подумала Елена и направилась к двери.
Перед дверью когда-то имелась веранда, но она, в отличие от домика, сгорела полностью, поэтому женщина оказалась сразу у входа и потихоньку толкнула дверь. Та не поддалась. Толкнула сильнее и дверь со скрипом начала открываться.
У женщины перехватило дыхание. Она замерла у порога, готовая тотчас бежать, куда глаза глядят. Но по-прежнему было тихо. И тогда Елена шагнула внутрь, где оказалось ещё темнее, чем на улице, но зато явственно ощущалось тепло и очень вкусно пахло чем-то наваристым.
– Кто здесь?.. – подала слабый голос Елена, всё ещё стоя у распахнутой двери, готовая стремглав выскочить назад.
– А вы кто? – откуда-то из тёмного угла донёсся не менее испуганный мужской голос.
Женщина пулей вылетела на улицу и отбежала подальше, но остановилась и развернулась.
– Эй, вы, там! – крикнула она. – Я вас не боюсь, слышите! Выходите сюда!
Чей-то силуэт показался в дверях, замер, а Елена попятилась, едва не упав.
– Конечно, не боитесь, – чуть насмешливо произнёс неизвестный. – Я это сразу понял.
– Ну, вы! – храбрясь, воскликнула женщина. – Не очень-то там! У меня пистолет!
– И вы меня убьёте просто так, ни за что? – немного грустно спросил незнакомец.
Грустный и какой-то обречённо незащищённый голос мужчины добавил ей нужной решительности.
– Если полезете – убью! – твёрдо ответила Елена, совершенно не представляя, где возьмёт этот самый пистолет, и спросила уже не так воинственно: – Можно мне здесь переночевать? А завтра с утра я сразу уйду, не стану вам мешать.
– Заходите и не бойтесь меня, – ответил неизвестный.
– Вот ещё, и не подумаю бояться, – пробормотала Елена, оставаясь на месте.
Человек собрался уже уходить, но замер в дверях, развернулся.
– Впрочем, если хотите, можете всю ночь стоять там. Я не возражаю. Да и куда мне? У меня ведь пистолета нет.
– А у меня есть! И не лезьте ко мне!
– Вы зайдёте или так и будем избу выстужать? Дров мало.
Елена, мысленно перекрестившись, пошла за человеком, но в дверях опять остановилась.
– Да заходите уже, в самом деле, – устало вздохнул человек.
Женщина решительно прошла в избу и увидела сполохи огня, из-за заслонки печки-буржуйки, обложенной кирпичами для сохранения тепла.
– Проходите, грейтесь, – сказал мужчина, закрывая дверь.
– Спасибо, – тихо ответила Елена, подошла ближе к печке, присела на обычный табурет.
Человек взял ещё один табурет, стоявший у стола, и попросил, указывая рукой на своё место, предлагая женщине пересесть:
– С вашего позволения. Я дровишки подкидываю, поэтому мне нужно там сесть.
Елена беспрекословно пересела.
– Простите, не представился. Латышев Александр Дмитриевич, в прошлом, до войны, технолог хлебопекарного производства. Теперь вот тоже у печи пристроился, – скупо усмехнулся он, открывая заслонку.
Его лицо осветило жаром углей.
Елена смогла разглядеть, что на вид мужчине далеко за пятьдесят, давнишняя небритость превратилась в седую неухоженную бородку и усы. Через такие же седые на голове и редкие волосы поблескивала лысина. Нос небольшой и ничем не примечательный. Глаза маленькие с набрякшими веками. Одет просто, по-деревенски, как сказали бы многие. Он напоминал деда отшельника, тихо и одиноко живущего где-нибудь в глухом краю.
– Позвольте узнать ваше имя?
– Никитина Елена, – просто ответила женщина.
Её донимал запах от кастрюли, стоящей на кирпичах, чуть в стороне от разогретой до малинового цвета поверхности буржуйки.
– Вы, наверное, есть хотите? Да что это я! Какой глупый вопрос! – досадливо поморщился Александр Дмитриевич.