Ты подходишь к холодильнику, пытаясь решить, что приготовить на ужин. Ты проводишь быструю инвентаризацию содержимого холодильника, чтобы докупить все необходимые продукты. Иногда ты оставляешь на столе записку для Роба, и в магазин после работы заходит он, а не ты. Наверное, сегодня именно так ты и поступишь. Ты чувствуешь себя очень уставшей, но, возможно, это лишь из-за времени года. На улице темно. Когда ты вернешься домой с работы, там опять будет темно. Ты закрываешь холодильник и в нерешительности стоишь над ворохом почты. Было бы неплохо разобрать ее сейчас. В противном случае эта кипа будет расти и расти, пока не свалится на пол.

Ты раскладываешь конверты в три стопки — макулатура, счета и личная корреспонденция. Первая стопка всегда выше, чем вторая, а вторая намного выше, чем третья. Личные письма — большая редкость, хотя сейчас это касается практически всех. Ты натыкаешься на адресованный лично тебе конверт из Вермонтского университета. Адрес подписан вручную. Ты растерянно смотришь на письмо. На мгновение тебе кажется, что Роб отослал туда свои документы и не посчитал нужным сообщить об этом тебе, и они уже просят денег, против чего ты совершенно не возражаешь, ты была бы только счастлива, если бы он вернулся в колледж, хотя ты безмерно удивлена тем, что он выбрал учебное заведение в штате Вермонт.

Ты разрываешь конверт и читаешь письмо. Какая-то аспирантка хочет побеседовать с тобой о событиях января 2006 года. Письмо очень уважительное и заверяет тебя в полной конфиденциальности возможного общения. Цель ее исследования — алкоголь и сексуальность мальчиков в средней школе. Письмо подписано Жаклин Барнард. Ты перечитываешь письмо, желая убедиться, что все поняла правильно. Закончив с этим, ты рвешь его на мелкие кусочки и несешь к мусорной корзине. Ты не желаешь говорить об этом скандале. Ты не желаешь отвечать на вопросы. Интересно, получил ли подобное письмо твой сын? Ты просматриваешь все остальные конверты, но не видишь ни одного письма из Вермонтского университета, адресованного твоему сыну.

Почти целый год после того, как Роб покинул Авери, университеты и колледжи пытались привлечь его внимание и присылали ему свои рекламные проспекты. Видимо, по результатам тестов он попал в список выпускников, обреченных получать подобную рассылку. Для тебя это было настоящей пыткой. Судя по всему, никто особо к этим спискам не присматривался. Интересно, стали бы они присылать свои проспекты студенту, исключенному из выпускного класса, обвиненному в развратных действиях и признавшему свою вину, да к тому же находящемуся на испытательном сроке? Впрочем, испытательный срок подходит к концу.

И это является очередным поводом для беспокойства. Ты боишься, что когда испытательный срок, запрещающий Робу менять место жительства и обязывающий его регулярно отмечаться у своего инспектора, закончится, он от тебя уедет. Он об этом ни разу даже не заикался, но ты все равно этого боишься. Иногда ты надеешься, что он опять пойдет в школу. Артур за нее заплатит, в этом ты уверена. Но часто тебе кажется, что он скоро уедет и ты больше никогда его не увидишь.

Ты подходишь к окну и смотришь на улицу. Твоя машина припаркована на обычном месте. Ты вспоминаешь о своей пожизненной фантазии, о своей мечте сесть за руль и просто отправиться куда глаза глядят. Последнее время ты думаешь об этом все чаще, и ты абсолютно точно знаешь, где находится северо-запад, если смотреть из окна кухни. Ты даже дошла до того, что начала представлять себе это путешествие в деталях. Ты напишешь Робу письмо, в котором объяснишь, что мечтала об этом годами, что это не имеет к нему никакого отношения, и что ты скоро дашь о себе знать. Ты снимешь со счета все свои сбережения и упакуешь вещи в небольшую сумку, которую затем бросишь на заднее сиденье машины. С тобой должно быть как можно меньше вещей из твоей нынешней жизни. Почему-то это кажется тебе особенно важным. Хотя у тебя много памятных вещей, и для них может понадобиться отдельный чемодан. С другой стороны, все это можно будет забрать потом. Ты сдашь назад, выезжая на дорогу, повернешь налево и будешь ехать по второстепенным дорогам, пока не окажешься на севере штата Нью-Йорк или даже в Канаде. Возможно, твоя жажда путешествий будет толкать тебя все дальше. Но тут твоя фантазия начинает терять разгон. Тебе не удается представить себе место, где ты захочешь остановиться, мотель, в котором будешь ночевать, закусочную, куда заедешь пообедать. Ты не решаешься придумать себе новую работу, новые обязательства. Но желание сесть за руль и тронуться в путь велико. Иногда ты сама не понимаешь, почему до сих пор этого не сделала.

Ты поворачиваешься и окидываешь взглядом кухню. Ты решаешь подстегнуть себя и до выхода на работу привести кухню в нормальный вид. Время на душ и одевание рассчитано до минуты, и ты знаешь, сколько этих самых минут ты можешь провести на кухне, чтобы успеть на свой поезд в метро. Ты хватаешь губку и открываешь кран, ожидая пока горячая вода станет действительно горячей. Ты невидящим взглядом смотришь на кухонный шкафчик перед твоим лицом, шкафчик, в котором ты держишь коробки с хлопьями, соль и перец, зубочистки и пузырек с экстрасильным тайленолом, и спрашиваешь себя, как так могло случиться, чтобы события одной-единственной ночи, пусть развратные или позорные (или просто разгульные), навсегда изменили жизни стольких людей. Ты не уверена насчет Артура, но точно знаешь, что ни ты, ни Роб уже никогда не будете такими, как прежде, даже если все утрясется и он все-таки вернется в школу. Одно-единственное действие может привести к тому, что жизнь сделает крутой поворот и ринется по самому неожиданному курсу. К таким последствиям может привести влюбленность. А еще безумная вечеринка. Ты просто диву даешься, как одно или другое событие способно навсегда изменить направление жизни отдельно взятого человека. И именно это знание, знание того, что это возможно, знание, которым ты раньше не обладала, а если и обладала, то не придавала ему значения, коренным образом изменило тебя и твоего сына.

Вода такая горячая, что обжигает твои пальцы. Ты наливаешь на губку жидкость для мытья посуды и пытаешься смыть с нее что-то черное и непонятное.

Он стоял, перебросив пальто через руку, и изучал стеклянную коробку, в которой жил все эти дни. У его ног примостился чемодан. За окнами шел снег, и зимний пейзаж подсвечивали уличные фонари, лампа на крыльце церкви через дорогу и маленькие квадратики светящихся окон соседних домов. Эта буколическая картина своим совершенством вызывала умиленные мысли о гармонии человека и матушки-природы. Он мог бы остаться хотя бы ради этого — ради того, чтобы просто сидеть и созерцать, представляя себе судьбы людей, на мгновение попадающих в конусы света и так же мгновенно исчезающих в темноте, но он вернулся со своей усеченной прогулки с твердым намерением покинуть это место. Он на минуту задержался у стойки регистрации и попросил подготовить его счет, немало удивив консьержа, ведь Майк едва успел забронировать номер еще на десять дней. Но Майк знал, что должен уехать. Он прибыл сюда, чтобы написать о событиях января 2006 года, но теперь преисполнился решимости выбросить свой тощий манускрипт, едва переступив порог комнаты. Однако затем он забеспокоился, что кто-то из обслуживающего персонала может достать его письмена из мусорной корзины и прочитать их. Поэтому он упаковал рукопись в чемодан, и ему показалось, что ее вес превышает вес остального содержимого чемодана.