— Николас, ты никогда не можешь быть серьезным, — засмеялась Реджи.

— Не могу. — Он улыбнулся и, поймав ее руку, поднес к губам. — Должен поблагодарить тебя за то, что мои детские мечты стали реальностью. Если бы ты ее не уговорила, она бы никогда не рассказала. Ты понимаешь, как ужасно все время спрашивать себя: кто твоя мать и как она выглядит? Ты сама потеряла родителей, когда тебе было всего два года.

Она нежно улыбнулась ему:

— Но у меня были дядюшки, которые рассказывали мне все, что меня интересовало… и даже про их ошибки, конечно, без лишних подробностей. А твоя матушка все время была рядом, просто ты не знал об этом.

— Она сказала, что Эдены любят только раз. Ты должна радоваться.

— Правда?

— А ты как думаешь?

— Не знаю, — уклончиво ответила Реджи. — Сначала поговорим, а там посмотрим. Хочешь, я потру тебе спину?

Она выловила из воды губку и, не дожидаясь его согласия, встала сзади. Она лукаво улыбалась, но он не мог видеть ее лица.

— Ты хочешь, чтобы я умолял тебя о прощении?

— Да, это было бы неплохо.

— Прости меня, Регина.

— За что?

— Как это «за что»? — Он сделал попытку взглянуть на нее.

— Я хочу, чтобы ты сказал, за что тебя простить, Николас.

— Ну хорошо. Прости за то, что после нашей помолвки я вел себя как болван.

— Нет, ты вел себя гораздо хуже. Но я могу простить тебя за это. Продолжай. — Она медленно провела губкой сначала по его спине, затем по шее.

— Продолжать? — смущенно переспросил он, и Реджи отшвырнула губку.

— Ты меня бросил.

— Ты же знаешь почему.

Реджи обошла ванну и встала перед ним:

— Нет, не знаю. Потрудись объяснить.

— Я не мог быть с тобою рядом и не…

— Слушаю тебя, — подбодрила она.

— Не заниматься с тобой любовью. Некоторое время царило молчание.

— А почему ты не мог заниматься со мной любовью?

— Черт побери! Я был уверен, что ты станешь презирать меня, и я знал, что не вынесу твоего презрения. Да, я был форменным ослом. Но я не сомневался, что Мириам не станет держать язык за зубами, и оказался прав. Я ошибся в другом. В твоем отношении к этому.

— Объяснение принято. Можешь продолжать. Он напряг память и добавил:

— Насчет Селены я сказал тебе правду. Ту сцену в оранжерее она сама подстроила.

— Верю.

Затем он произнес то, чего она никак не ожидала услышать:

— Ах да… твой друг, Джордж Фоулер. Я… признаюсь, я был к нему несправедлив. Но мне уже не впервые ошибаться в своих подозрениях, когда я вижу его с тобой.

— Ты ревновал? — весело спросила она.

— Я… да, черт побери, ревновал!

— Принято к сведению. Дальше.

— Какие еще за мной проступки? Ее синие глаза вспыхнули.

— Ты забыл, что тебя силой заставили вернуться?

— Нет, ошибаешься! — воскликнул он. — Мой корабль уже готовился к отплытию. Я хотел все тебе рассказать и объяснить, почему я так поступил с тобой. Но тут явился твой дядюшка-пират. Как раз накануне моего отплытия.

— О, дорогой, наверное, ты очень разозлился на дядю Джеймса, поэтому ничего мне не объяснил.

Я угадала?

— Да, этот твой дядюшка мне не особенно нравится.

— Ничего, поладите, он найдет к тебе подход.

— Лучше бы ты сама нашла ко мне подход.

— Это можно устроить.

— Значит, ты согласна, что мне предначертано любить только раз в жизни? — серьезно спросил он.

— Мы еще не закончили, Николас.

— Разве я не сказал тебе все, что ты хотела услышать?

— Нет.

— Тогда иди ко мне.

— Николас, я одета не для купания! Но он уже схватил ее за руку, и Реджи, потеряв равновесие, упала в ванну.

— Я люблю, люблю, люблю тебя. Этого достаточно?

— Достаточно., на сегодня. — Она обвила руками его за шею.

— Ну? — спросил Николас, оторвавшись от нее.

— Что ну? — Он легонько шлепнул ее пониже спины, и она засмеялась:

— О! Да, кажется, я тоже люблю тебя.

— Тебе кажется?

— Наверное, так оно и есть, я же с тобой. Нет, нет! — взвизгнула она, когда он начал ее щекотать. — Ну хорошо. Я люблю тебя, несносный! Разве ты забыл, что именно я заставила тебя жениться? И я никогда не теряла надежды завоевать твою любовь. Видишь, какая я упрямая?

— Упрямая, но все равно прелестная. А ведь ты права, любовь моя, твой костюм совсем не подходит для купания. Может, исправим это?

— А я думала, что ты никогда об этом не попросишь.

Проводив гостей, Николас с Региной целовались в дверях.

— Наконец-то мы отдохнем от этой кутерьмы, — сказал Николас.

— Не думаю, — осторожно заметила Регина, трогая пальцем отворот его сюртука. — Я… я вчера пригласила семью… они погостят у нас денек. Не сердись, Николас. Джордж сказал, что на прошлой неделе видел Тони и тот был очень расстроен. Я знаю, он переживал из-за нашей размолвки.

— Разве ты не могла послать им письмо? — устало спросил он. — Написала бы, что у тебя все в порядке.

— Из письма они не смогут понять, как я счастлива, а увидев нас, сразу поверят. Они так за меня волновались, Николас. Пусть знают, что у нас все хорошо.

— Ладно, один день я выдержу, — со вздохом сказал он.

— Ты не сердишься?

— Я не осмеливаюсь сердиться на тебя, любовь моя. — Реджи нахмурилась, и он добавил:

— Боюсь, что ты в ответ тоже рассердишься.

— Дьявол! — засмеялась она.

Николас усмехнулся и подтолкнул ее к лестнице:

— Подожди меня. Я вспомнил, что и у меня есть кое-какие семейные дела.

Ой еще успел застать Мириам, которая из-за отъезда гостей несколько задержалась с утренней прогулкой верхом.

— Позвольте вас на два слова, мадам. Пройдемте в библиотеку.

Мириам хотела было возразить, но, поразмыслив, согласилась. Он вел себя вполне прилично.

— Надеюсь, это не займет много времени, — сказала она, когда он закрыл дверь.

— Думаю, нет. Садитесь, Мириам. Она нахмурилась:

— Ты ведь называл меня только «матушка». Николас спокойно встретил ее холодный взгляд. Она всегда смотрела на него так, когда они были одни. Эта женщина ненавидела его, и он уже не в силах ничего изменить.