От такого всплеска эмоций я яростно сжал в кулаке свой жилет, а затем и рубашку, которая скрывала мою разбитую душу. Но это не могло успокоить бурю в моей груди. Даже то, что меня хотел уничтожить сам медиум, не доставило мне столько же разочарования, сколько Стефани и ее молодой человек.

Их поцелуй.

Самый сильный яд не смог бы убить человека быстрее, чем этот поцелуй. От их теплых и нежных объятий у меня началась мучительная головная боль.

Угнетенный случившимся, я прислонился к окну и продолжил наблюдать за ненавистной картиной. Я больше не хотел на это смотреть, но так и не смог отвести взгляда.

Как прекрасно они смотрелись вместе. Я никогда не видел настолько оживленных и счастливых глаз, утопающих друг в друге. И неожиданно осознал, насколько же был не прав, когда решил, что самое худшее позади. Я как дурак думал, что пока Стефани рядом, она не сможет разбить мне сердце.

Затем меня накрыла новая волна невыносимой душевной боли, благодаря которой я перестал наблюдать за ними из проклятого окна.

Его губы, касающиеся ее губ. Ее руки, обвивающие его шею. Одно желание. Одна страсть на двоих.

Поскользнувшись на металлической дорожке и пошатываясь во все стороны, я подался вперед и ухватился за перила. Однако, как только я перестал держаться за грудь, по рубашке заструилась багровая кровь. Наклонив голову вниз, я увидел, как в области сердца расползается темно-малиновое пятно, пропитывая испачканную белоснежную рубашку.

Но как такое могло произойти?

Я пробежал вниз по лестнице и, стуча своими сапогами, оказался в коридоре. С трудом добравшись до комнаты Чарли, я почувствовал, что сверху на мою окровавленную фигуру капает мерзкий дождь. Я больше не мог здесь оставаться. Не на этой стороне и не в таком состоянии. Однако с погибшей розой дорога домой тоже казалась невозможной.

Неуверенными шагами я поплелся в коридор и услышал угрожающий рокот грома. Но, как только приготовился взяться за ручку и резко ее повернуть, издавая зловещий баритонный скрип, дверь отворилась.

На заднем фоне моей «Молдавии», где все так же неприкосновенно болталась подвесная люстра, сияла фигура темно-малинового цвета. Грубое шарканье его ботинок смягчила дорожка, ведущая к порогу, который дважды стал единственным препятствием между нами.

– Даже теперь, – задыхаясь, произнес я. – Я не позволю тебе выиграть.

– Как будто ты еще не проиграл, – его непоколебимое спокойствие только усилило пронзительную боль, резонирующую в моем сердце.

Стефани. Моя милая Стефани.

– Наша, – прошипела темная фигура Гнева.

– Нет. – Я снова зажал ладонью странную рану в груди, пытаясь остановить неожиданное кровотечение. – Я не смею посягнуть на нее, – прохрипел я, отодвигаясь назад. – И ты тоже не сможешь взять то, что для тебя недосягаемо.

– Соглашусь, – сказал он перед тем, как слегка наклониться. – Но скажи мне, дорогой Эрик, когда твои маски перестали быть частью тебя?

После этих слов Гнев расстегнул плащ, окутывающий его худощавое тело, и из центра груди показалась дыра, через которую просвечивала часть стены. И она продолжала разрастаться.

– Что… – с недоумением пробормотал я. Неужели моя маска заслуживает такой смерти?

И тогда я ощутил всепоглощающий страх.

С диким ужасом я посмотрел на алую кровь, окрасившую одеяния Доблести в более глубокий малиновый цвет, который безжалостно пожирал меня изнутри.

– Ты не можешь, – в отчаянии произнес я, когда вошел в дверной проем и приблизился к фигуре, которая отступила от центра, растворяясь, в то время как ее малиновые одежды начали окутывать меня. – Прошу, не надо.

Гнев только развел руками, на которых уже не было колец.

– Мужайся, Доблесть, – с усмешкой произнес он, и его маска тоже растворилась. – Если бы ты мог это остановить, неужели ты думаешь, что я бы к тебе пришел?

Я запаниковал и, схватившись за маску, собрался сорвать ее.

Но затем, прижав пальцы в перчатках и унизанные кольцами к новым очертаниям маски, я остановился.

Разве я не свободен теперь? Свободен, как никогда. И мог взять то, чего так страстно желал. И уничтожить то, что ненавидел всем сердцем.

Хотел ли я кого-то сильнее, чем Стефани? И ненавидел ли хоть кого-то больше, чем Лукаса?

– Уэс, – ответил Лукас, сделав шаг назад. – Он сказал, что после танцев пригласит тебя на свидание, если этого не сделаю я. Он тебе нравится?

Я задумчиво скрестила руки, не понимая, откуда у него взялись такие мысли. Несколько секунд назад я наглядно продемонстрировала ему свои чувства, а сейчас он спрашивает, нравится ли мне Уэс?

– Ты пригласил меня на свидание, – захотела я ему напомнить.

– Да, я знаю.

– И я согласилась.

– Да, но прошлой ночью вы с Уэсом танцевали, как влюбленная парочка, поэтому я думал, что ты…

– Уэс мне не нравится, – отрезала я. – Думаешь, я бы стала с тобой целоваться, если бы была влюблена в другого?

Через его запачканные очки я заметила проблеск надежды, заискрившейся в голубых глазах.

– Очнись, – сказала я. – Я без ума от тебя.

Неловкая пауза сошла на нет. Затем мы сделали шаг навстречу, и Лукас снова потянулся ко мне с голодными глазами. Одной рукой он нежно ухватил меня за талию, а другую прижал к пояснице, притягивая к себе мое горячее тело.

Мы оба замерли в предвкушении второго пылкого поцелуя, но крик, раздавшийся с первого этажа, нас остановил. Кто-то позвал Лукаса.

Немедленно отпрянув друг от друга, мы схватили с пола пучки шалфея и поспешили к выходу. По пути я заметила деревянный стол, на котором лежали листы с музыкой Эрика, как и в первый день переезда. Торопливо перебирая ступеньки и, наконец, достигнув центра парадной лестницы, мы с Лукасом остановились.

Снизу на нас смотрел Патрик. Его слов было достаточно, чтобы я напрочь забыла о мебели, которая точно не могла перевернуться сама по себе.

– Она только что открылась, – сказал он.

Нам даже не пришлось спрашивать, что он подразумевал под словом «она». Вместо этого мы поспешили в холл, а затем вбежали на кухню, где увидели, что Уэс с Шарлоттой стояли лицом к открытой двери подвала.

– Вы видели, как она открылась? – ужаснувшись, спросил Лукас.

– Слышали, – ответил Уэс.

– Патрик! – крикнул Лукас в сторону входной двери фасада.

Бешеные шаги Патрика раздавались по всему коридору, но по мере приближения к кухне он замедлился и глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя.

– Ты последишь за дверью? Думаю, что бы мы ни делали, наш ритуал сработал. Мы загнали эту штуку в угол. Но будет плохо, если она не выпустит нас из дома, пока не отомстит.