Что произошло в небе неподалеку от Мичуринска 11 июля 2001 года в 15 часов 47 минут? Учебный самолет Л-39 чешского производства, управляемый в плановом контрольном полете двумя опытнейшими мастерами, выполнил несколько фигур высшего пилотажа, но внезапно начал резко терять скорость и высоту. Замполит (а в полку по традиции его называют именно так) считает, что, хотя была не одна комиссия и существует целый ряд версий, настоящая причина произошедшей трагедии до сих пор не установлена. Может, двигатель почему-то не смог выйти на необходимые максимальные режимы. Может, как принято ныне говорить, сказался человеческий фактор. Домыслов, по выражению Труфанова, много. Очевидным остается одно — поведение экипажа в последние, самые критические секунды.

Леонид Иванович привез меня потом на место, где упал самолет, и я воочию смог все представить. Луг, посреди которого к сорока дням после гибели товарищей летчики полка успели установить памятный мемориал, не очень-то обширен. Точнее, пожалуй, назвать его лужайкой. И с трех сторон — жилые дома. А село Гавриловка, над которым тогда самолет вдруг начал быстро снижаться, выходит на эту лужайку, и надо было «перетянуть» крайние дома, не врезавшись вместе с тем в стоящие впереди.

Словом, думали пилоты в последний момент не о себе, а о тех, кто внизу, под ними, на земле. Старались им спасти жизнь — и спасли.

Еще один сослуживец полковника Василия Руденко и майора Игоря Мелованова — майор Олег Юдин, дежуривший во время рокового их полета на аэродромном пульте управления, техническим языком изложил свое представление о действиях экипажа:

— Очень резко взяли ручку управления на себя, стремясь не допустить столкновения с жилыми домами. И перетянули через них. Однако в результате произошел аэродинамический срыв, который привел к штопорной полубочке, из-за чего самолет еще больше потерял высоту и сразу же за последним домом столкнулся с землей, не нанеся на земле никакого ущерба.

А Труфанов привел мне такое заключение комиссии: спасательные средства на самолете были исправны, но ими не воспользовались.

— Могли, значит, катапультироваться Руденко и Мелованов? — переспросил я.

— Конечно, могли. Но летчики обычно до последнего стараются не бросать свою машину. А здесь к тому же понятно, куда бы упал самолет…

В квартире Руденко на столике, покрытом белой скатертью, стоят рядом два портрета с черными лентами по углу, а между ними, соединяя их, — образ Спаса. Вдова летчика и мать убитого годом ранее сына качает на руках внука, которому на день июльской трагедии исполнилось всего полтора месяца. Назвали Димой, потому что родился в день святого Димитрия, ну и, конечно, в память о брате его матери.

Нина Алексеевна рассказывает, какой радостью для них с мужем стало рождение внука. Хоть немного отвлекло от неотпускающего горя, навалившегося в прошлом году. Говорит, что Василий Иванович радовался так же, как при рождении их первенца Димы. Вот вырос, стал офицером (тоже радость великая для офицера-отца!) — и ушел навсегда.

Могло бы этого не произойти? Наверное. Но при одном условии: если бы Дмитрий Руденко был другим человеком. Ведь с пьяным хулиганом, угрожавшим женщине и ребенку, он, оперуполномоченный уголовного розыска, схватился, будучи не на службе. Так сказать, в нерабочее время. У того был нож, а у лейтенанта Руденко никакого оружия при себе не имелось. Однако он пошел без колебаний.

— Знаю, иначе не мог, — скажет мне потом бывший его начальник по городскому уголовному розыску майор Ермаков. — Человек отвечает не только перед кем-то, но и перед самим собой. Любого можно обмануть, от любого спрятаться. А себя не обманешь и не спрячешься от себя. Отец его так воспитывал.

Сергей Петрович Ермаков в последнее время крепко дружил с Василием Ивановичем Руденко и хорошо знает, что значила для него семья.

— Вы были у них дома? Военный городок рядом с полком, где Нина Алексеевна тоже служит — связисткой. И вот не было дня, чтобы Василий Иванович, если освобождался со службы несколько раньше, не встретил жену. Очень трогательно было это видеть! А как он старался, чтобы дочь Наташа, студентка Воронежской медицинской академии, в связи с рождением сына не отстала в учебе. Специально взял отпуск и возил ее на машине в Воронеж сдавать экзамены. Как переживал за младшего сына Ивана, у которого возникли осложнения в жизни…

Дмитрием он гордился. О нем были прекрасные отзывы по службе. Есть ли большее счастье для отца, нежели повториться в сыне? Это счастье было у полковника Руденко. Было, но оборвалось.

Почему он выхлопотал на кладбище дополнительное место рядом с могилой Димы? Ограду они ставили вместе с Ермаковым, и Василий Иванович сказал ему:

— Это для меня.

Тот замахал руками:

— Нельзя такое говорить!

А я обратил внимание, что в ограде могилы растут две березы. Из одного корня. Они тут и раньше росли — большая и поменьше. Словно мать и дочь или отец и сын.

Впрочем, все это из сферы символически-мистической, нам же надо вернуться в сегодняшнюю земную жизнь.

Знакомясь с обстоятельствами гибели этих замечательных людей, нельзя было уйти от мысли, что здесь так или иначе отразилось время.

Летчики говорили: возросшая рискованность полетов связана с дефицитом топлива. В этом-то полку дело еще гораздо лучше обстоит, чем в других: он учебный, находится сегодня в составе Балашовского военного авиационного института. Благодаря этому ежегодные налеты у пилотов-инструкторов достигают 50 часов. А ведь, пожалуй, у большинства наших военных летчиков сегодня где-то около 5-10 часов или даже меньше. То есть допускаемая нетренированность слишком велика. Бывает, летчик уже в звании майора, а имеет всего третий класс.

Потому, что летать нет возможности. Разве можно было представить такое раньше, в советское время! Мне приводили для сравнения и нынешнюю американскую норму налета — не менее 250 часов в год.

А о чем говорили работники милиции? О запредельном росте преступности в первую очередь. Убийства, которые были в Мичуринске единичными, теперь стали, можно сказать, обычным явлением. По статистике, за десять лет увеличение в пять раз и более, причем рост продолжается.

Но и это еще не все. Наибольшим потрясением стало для меня сообщение о том, что убийца лейтенанта милиции Дмитрия Руденко — амнистирован!

Я не поверил своим ушам. Как? Почему? Разве возможно такое?

А мне напомнили постановление об амнистии, принятое в прошлом, 2000 году. Первый его вариант, согласно которому амнистировались все лица, имеющие государственные награды, и, независимо от состава преступления (включая умышленные убийства!), — инвалиды первой и второй групп. Так вот, убийца Дмитрия Руденко имеет вторую, а стало быть…

Абсурд? Еще бы! Особенно если учесть, какой физической силы этот нечеловек, дважды вонзивший нож в грудь работника милиции.