К тому же страх, до того сковывавший мысли, понемногу начал отступать. Было ли то нормальным или начала работать его связь с грифоном — попробуй, определи. Впрочем, оно сейчас и неважно, главное, думать получалось не только о том, как клыки хищной твари смыкаются на шее, но и о возможном спасении. Ясно ведь, что держит его именно взгляд. Стоит Татьяне отвлечься или моргнуть, и у него появится шанс — краткий миг свободы, но если Денис сумеет им воспользоваться, то и гибели сможет избежать. А уж потом точно не будет дураком и строить из себя героя. Жить с грифоном всяко лучше, чем медленно перевариваться в волчьем желудке. Вот только как же ее отвлечь?..

— Жаль, ты не в силах говорить, — продолжала издеваться Татьяна; хмыкнув, привалилась спиной к стене и улыбнулась уголками губ, специально не показывая зубов. — Но оно и не нужно, птенчик, — произнесла она, скрестив руки на груди. — Я и так знаю, о чем ты думаешь, и даже расскажу.

«Вряд ли ты представляешь, о чем именно», — мельком подумал Денис и тотчас же дал себе мысленный подзатыльник. Может, она и не умела читать мысли, но вот чуяла запахи, наверняка, прекрасно. И умела выделять оттенки: страха, нетерпения…

— Давно на свете живу.

«Само собой, — промелькнуло у Дениса в голове. — Лет сто, небось».

— Сто не сто, я не считала, но долго, — произнесла Татьяна, и Денис вмиг покрылся холодным потом. Стоило немалых усилий понять, что его мысли не прочли, просто речь метаморфессы совпала с ними.

Татьяна с видимым удовольствием потянула носом воздух и улыбнулась шире, показав крупные, белые, но вполне человеческие зубы. Выглядели они, пожалуй, гораздо страшнее, чем могли бы клыки. Свет желтых глаз показался ярче, и сердце в груди пропустило удар, а затем подскочило и заколотилось в горле пойманной в силки птицей.

— Ну что ты, зайчик, — пропела Татьяна. — Даже не думала, будто мой возраст столь поражающ. К тому же ты, наверняка, уже сопоставил факты и догадался, кто резал человечков и при юных Советах, и после.

«Правильно, — подумал Денис, пытаясь отдышаться, — вот так и думай».

Выплеснутый в кровь адреналин окончательно отогнал стылый ужас, позволяя думать почти нормально. Ноги и руки по-прежнему ему не принадлежали, но Денис сумел чуть качнуться на пятках. Вперед-назад, снова вперед, и колечко со связкой ключей скользнуло по пальцу. Чуть-чуть, совсем немного…

Слух у волков гораздо лучше человеческого. Денис и сам не раз дергался, когда ронял что-то в подъезде: эхо здесь гуляло любой аудитории на зависть. Полуперекинувшаяся же волчица точно, если не подскочит, то моргнет: ее такой удар по ушам дезориентирует, пусть и ненадолго. Денису останется лишь бежать, орать погромче и ни в коем случае не оглядываться. Лестница — не беговая дорожка, малюсенький шанс уйти будет. Окна на каждом из пролетов вполне нормального размера и стандартно расположены — можно сигануть, но лучше все же добежать до второго этажа: очень уж разбиваться не хочется.

— Да… — простонала Татьяна низким горловым голосом, больше ассоциирующимся с фильмами более взрослого содержания, чем ужастиками с кровожадными монстрами. — Ради таких минут я с тобой и играла, — она провела по высокой груди, облизала губы, подалась вперед и тотчас качнулась назад, погрозив Денису пальцем. — Хочешь меня, Денечек! Даже зная, кто я, помня, что я с твоим другом сделала — все равно хочешь. И всегда хотел.

Уж чего точно не бывало! Завидовал Мишке — да, но точно по-хорошему, ни единой мысли за спиной у друга к его девчонке подкатить точно не возникало. Зато первое время Денис ходил со сбитыми костяшками и синяками — остужал дурные головы и учил хорошим манерам перевозбужденных знакомцев. Многие посчитали, что если Танька-ведьма на одного малолетку запала, то и другим, таким же, окажет знаки внимания. Миша о том и не догадывался, витая в своих любовных высях, не предполагая даже к какой участи его готовят.

Но пусть думает так, чем подозревает в попытке сбежать. Зайчик… Денис готов быть в ее глазах хоть карликовым кроликом, тем более эти тварюшки здорово куснуть могут, а уж заяц русак вовсе не так слаб, как положено рассказывать в сказках. Уж Денис на охоту ходил и прекрасно знал, что нет ничего глупее, чем взять косого за уши и поднять, поднеся к себе поближе — удар задних лап по животу вмиг в нокаут отправит, а учитывая когти еще и кишки выпустит незадачливому охотничку.

— Со страха мгновенного пользы никакой, — продолжала откровенничать Татьяна. — Вот и приходилось строить из себя волка в овечьей отаре. Только небезопасно это, сам понимаешь. И чем дальше — тем хуже. При царе хоть всю деревню вырежи — кто ж считал простолюдье? Приедет приказчик, спишет умерших на болезнь, да и уедет. А вот как царя убрали, сразу черт из города примчался. Пришлось вначале слугой человеческим пожертвовать, а затем и самой следы заметать. Я потом, конечно, возвращалась, но человечки изменились, грамотными и осторожными стали, а некоторые еще и попов пугаться перестали, припомнили, как в языческие времена таких, как я, отпугивали. А ведь казалось: тысячелетие минуло, давно любые упоминания выветрились.

Денис тоже чего-то такое слышал. И заговоры, и поделки, и отвары особые, распространяющие запахи, отгонявшие татей ночных, в деревне знали. Жаль, посчитал себя слишком образованным, чтобы попросить изготовить амулет. А ведь цена вопроса была капля крови да вскопанный огород. Денис со злости стиснул зубы и понял, что способен немного качнуть пальцем. Колечко еще чуть сдвинулось.

— Какой же я была глупой! Не понимала, что сила крови со временем прибавляется. Мало проку в быстром убийстве: многие и осознать не успевали случившееся. Зато погляди на меня сейчас! Не мышь серая — королева! А все твой дружок. Он же в тот момент, за которым ты подсмотрел, жизнь ради меня добровольно отдать мог. И отдал. Выполнил свое предназначение, как того и желал — во имя величайшей любви. То ли не счастье, Денечек? И поверь, он счастливым ушел, полностью удовлетворенным. Не худшая смерть, зайчик, всяко лучше медленного угасания с приходящей старостью, — она сверкнула глазами и кольцо, уже почти сорвавшееся с пальца, снова застыло. — Тебе просто не понять того, как страшно стареть. Для того, чтобы оставаться молодой, ничего не пожалеешь и никого — тоже.

«Кто бы сомневался, какой выбор сделала ты,