class="p1">Но к торту все же пошёл, с гордо поднятой головой, но печальными глазами — как будто его вели на эшафот.

Интересно, каким образом Полётов смог заставить Франка поучаствовать в этом представлении? Что он обещал французскому Императору?

Все на лугу сейчас гадали об этом, я видел это по взглядам стоявших рядом АРИСТО…

А сам я гадал больше всех. Ибо понимал, что Полётов к вечеру будет или правителем России или трупом. Других вариантов Великий Князь себе просто не оставил.

И если он победит…

В таком случае мой козырь против либералов, тот самый, которым меня снабдил Соловьев, был никаким не козырем, а просто жалкой шестеркой.

Франк подошёл к торту, отказался от поданного официантом ножа и достал собственный кинжал, инкрустированный драгоценными камнями.

— Первый кусок торта предназначен… — объявил Полётов, снова сделав театральную паузу.

На этот раз я уже даже не надеялся, что меня первым попотчуют тортиком.

— Софии Багатур-Булановой, — закончил Великий князь фразу, — Официальному представителю канцлера и Его Величества русского Императора на нынешних Играх! Ведь мы заботимся о благе Родины, а не о собственном кармане, дамы и господа. Поэтому первый кусок — стране. Которую и представляет здесь Её Высочество Багатур-Буланова.

Очередная речь, полная оскорблений.

Я уже достаточно изучил местный этикет, чтобы понять, почему АРИСТО вокруг так ахают.

Во-первых, Полётов не назвал имени русского Императора. Что было прямым плевком в рожу Павлу Стальному.

Во-вторых, князь упомянул канцлера раньше Государя, что уже было не только плевком в и без того оплеванного Стального, но и реверансом в мою сторону, ибо я был мужем канцлера.

В-третьих, Полётов противопоставил в своей речи Родину и магократию. Чисто республиканская риторика, консерватор или лоялист так бы никогда не сказал, для них не было разницы между страной и магократией…

София Багатур-Буланова тем временем вышла из толпы — невысокая девушка во вполне пристойном, но слишком ярко-красном платье. Как мне было отлично известно, эта девица была подружкой Лады, потому канцлер её сюда и прислала представлять корону на Играх.

София была человеком важным, лично для меня, ибо вся выделенная мне на Играх Ладой охрана именно ей официально и подчинялась…

Франк откорнал кинжалом громадный кусок торта и ухнул его на золотое блюдо. Потом облизал пальцы и свой кинжал заодно.

Явно демонстрирует, как ему здесь на всех плевать…

Золотое блюдо с тортом было поднесено Софии, девушке даже подали золотую вилку, украшенную крупным бриллиантом.

София вкусила торта, не спеша прожевала, потом жестом потребовала микрофон.

Служитель подал микрофон уже через секунду, и София доложила:

— Торт вкусный, дамы и господа. Вот только, насколько я понимаю, за него пока что не уплачено. А я не привыкла есть неоплаченные торты.

В толпе хохотнули, Полётов улыбнулся и тут же ответил:

— Разумеется, моя госпожа. Вы правы. Деньги будут уплачены Его Величеству Франку Бонапарту, сегодня же. И все бумаги будут оформлены должным образом. Но чуть позже. Когда мы с моим другом Его Величеством Императором Франции уладим некоторые вопросы.

А вот теперь ВСЁ.

Это уже был мятеж, прямой и недвусмысленный.

Полётов публично присвоил себе право распоряжаться Российской внешней политикой и вести переговоры с иностранными Государями, хотя доселе это право принадлежало одному Императору.

В лесу за лугом грянули выстрелы, мои Лейб-Стражницы выскочили из толпы и закрыли меня с трех сторон…

Но в этом не было нужды. Перестрелка продлилась не дольше минуты.

Полётов даже не соизволил приземлиться на землю, он все еще парил в потоках триумфа над своим гигантским тортом.

Потом Великий Князь ответил на звонок собственного смартфона, а потом заявил в микрофон:

— Порядок, дамы и господа. Мои люди просто решили чуть-чуть пострелять. Чисто от скуки. Но проблема уже решена.

Тем не менее, все на лугу, абсолютно все, кроме возможно барона Рукоблудова, поняли, что стреляли люди Полётова отнюдь не от скуки. Вероятно там в лесу только что перебили последних бойцов, верных Павлу Стальному и Охранному Отделению…

Полётов наконец приземлился, но торт пробовать не стал, а просто растворился в толпе, вместе с Императором Франции.

А магократию на лугу вдруг обуяла страстная жажда общения и не менее страстная жажда пробежаться. Мартыхановы, разумеется, бежали быстрее и трусливее всех. Другие консерваторы шествовали благородно, но тоже не особо скрывали свое желание скорее свалить…

Но большинство АРИСТО просто похватались за смартфоны и начали отзваниваться.

Я тоже счел свои долгом отправить сообщение Ладе в связи с последними событиями:

Привет, душа моя.

Тебе наверняка уже доложили.

Полётова не трогать. Ни в коем случае. Пусть развлекается.

Пока что.

Целую, люблю.

Глава 232 — Беседка Леших

«Зов магии — неопределимое, едва уловимое, до конца толком еще не осознанное и не кодифицированное понятие.

Зов магии всегда индивидуален. Он может быть связан с кланом, с родовыми способностями, с личными талантами, с жизненным призванием, даже с манерой говорить и мыслить, а еще более с манерой мага пользоваться своей магией.

При этом Зов не способен обнаружить никто кроме самого мага.

Не совсем ясно, откуда проистекает Зов, что является его источником.

Но понятно одно: на путях своего Зова магократ обретает МОЩЬ и полностью раскрывает собственный потенциал, заложенный в него еще при рождении. В случае же если магократ отвергает свой Зов или следует чужому Зову — мага часто ожидает смерть…»

Владимир Соловьев, неизвестный текст

Авто остановилось в сосновом бору, в самом центре лесных урочищ Полётова.

Здесь царила странная тишина, после громкого банкета она показалась мне оглушительной.

Полётовской охраны видно тоже не было — здесь, в сердце урочища, она не требовалась, достаточно было сторожить периметр леса.

Здесь все заросло изумрудными мхами. Лучи Солнца, пробивавшиеся сквозь сосновые ветви, уже начали рыжеть, через пару часов уже закат…

В воздухе пахло хвоей. Когда мой слух привык к тишине, я услышал, как скрипят на ветру старые сосны, потом где-то неподалеку закуковала кукушка.

Спрашивать у кукушки, сколько мне осталось жить, я не стал, дабы не расстраивать себя самого и несчастную птичку.

Этот сосновый бор казался каким-то древним и неотмирным, не тронутым человеком, будто сошёл с картин Шишкина, или будто я попал прямиком куда-то в палеолит…

— Пошли, — приказал Полётов.

После своего последнего приступа красноречия возле торта князь говорил мало, всё больше хмурился, явно о чем-то лихорадочно раздумывая.

— Гости на банкете наверняка уже по вам скучают, — заметил я.

— Пусть ублюдки поскучают, плевать на них, — отмахнулся Его Высочество.

Со мной были только Шаманов