* * *

Мойка как мойка. Район, правда, бедноватенький, народ, по ходу, машины моет редко, стало быть, доходы от этого бизнеса у этих мужиков небольшие. Хм… Ладно, поддержим коммерцию…

Левченко подогнал свой взятый напрокат 'форд' к воротам автомойки, дважды требовательно посигналил. Минуты через три из калитки вышел человек, скептически осмотрел его не старый, но уже изрядно потертый 'мондео' — известное дело, прокатная машина — что-то пробормотал себе под нос — но кнопку открытия ворот нажал.

Мд-а, и оборудование у них тут далеко не первой свежести… Ладно, не за этим он в этот Ракошлигет приперся, чтобы тупо мыть прокатный 'форд'. А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! Сиречь — уважаемого господина Кальмана Лошонци.

Левченко призывно махнул рукой одному из работников мойки.

— Micsoda? — работник тряпки и ведра был до крайности лапидарен.

— Тешек Лошонци Кальман! — Мда, с его венгерским можно оперировать только максимально простыми предложениями. И то еще, как сказать…

— Egy masodperc. — сотрудник мойки тут же удалился, чтобы через минуту вернуться с еще нестарым, но каким-то очень уставшим с виду человеком. Это и есть Кальман Лошонци? Да-а-а, неважные у него глаза… Ладно, может быть, внешность обманчива. Посмотрим.

— Господин Кальман Лошонци? — По-русски, чтобы сразу было ясно, что прибыл он по делу, спросил Левченко.

Человек, приведенный первым мойщиком, изумленно посмотрел на Левченко.

— Да, я Лошонци Кальман. С кем имею честь?

— Сергей Владимирович велел вам кланяться. Помните такого? Исерть.

Господин Лошонци бросил на Левченко удивленный взгляд, затем, оглянувшись на своего коллегу, вполголоса ответил:

— Ладога. Наверное, вам стоит сейчас помыть машину, отъехать на заправку — она тут рядом, в трехстах метрах направо за углом — и подождать минут двадцать. Я к вам подойду.

— Добро. Тогда мойте!

— Нет, вы — клиент Гёзы, я не хочу отнимать у него заработок.

— Хорошо, хорошо. Договорились. Жду вас на заправке. — Однако, какой конспиратор! Впрочем, ему виднее, как себя вести в этой ситуации. Вряд ли его, конечно, пасут, но осторожность никогда не бывает лишней.

Прошло уже добрых минут сорок, прежде чем в зеркале заднего вида своего 'форда' Левченко увидел неспешно идущего по направлению к заправке господина Пошонци. Однако, парень не спешит… Ладно, посмотрим, что он там за эти две недели наработал.

— Ну, здравствуйте еще раз, урам Лошонци. Или можно просто Кальман? — Левченко решил сразу определить дистанцию общения.

— Лучше Кальман. А если Лошонци — то, пожалуй, лучше элвтарш. На господина я как-то не тяну…

— Хорошо. Тогда к делу. Что у нас с арестованным террористом? Какие-нибудь возможности для уменьшения срока есть?

— Есть вариант. Правда, хлипкий, но это лучше, чем ничего.

— Ну-ну? — заинтересованно протянул Левченко.

— Я переговорил с адвокатом Дюлой Шимонфи, он считает, что действия Леваневского можно — правда, с огромной натяжкой — но все же квалифицировать как произведенные в состоянии аффекта. Есть справка из белорусского консульства в Белграде, что в числе погибших во время атаки натовской авиацией поезда Ниш-Белград пассажиров числиться некто Юрий Блажевич, бывший, по показаниям обвиняемого, его старым другом. Можно попробовать развернуть эту тему. Если удастся — мы сможем направить Леваневского на медицинскую экспертизу — дабы проверить степень его вменяемости. Если комиссия подтвердит, что имел место психический срыв — есть шанс перенести слушания по делу в Будапештский городской суд. Дело будет рассматриваться в общеуголовном порядке. Тогда есть шанс избежать пожизненного.

— А этот адвокат, как его… Шимонфи — он как, хороший специалист?

Лошонци помолчал, затем, покачав головой, ответил:

— Может быть, и не самый лучший. Но у него есть личная причина защищать вашего парня.

— Какая же? — заинтересовался Левченко.

— В прошлом году он возил свою дочку в Бостон, на операцию на сердце. Что-то там было не в порядке с митральным клапаном. Операция, в общем, не очень сложная, ее бы сделали и у нас, в Венгрии — но в клинике, где лежала его Илонка, в это время работал американский врач, который и уговорил Дюлу отвести свою дочку на операцию в Бостон. Из Бостона же адвокат Шимонфи вернулся один… Илонка умерла на операционном столе. Ей было всего пять лет!

— Понятно… Ладно, будем считать, что вы нашли лучшего адвоката по нашему делу. Кстати, как там здоровье террориста?

— Дюла вчера рассказывал — уже может разговаривать, встает, даже делает несколько шагов по палате. Но до выздоровления еще далеко — все же три пулевых ранения в грудь…

— Как его кормят?

— Я заплатил палатной медсестре, ему готовят отдельно, очень качественно, всегда фрукты, сок, плюс к этому — у него всегда рядом сиделка. Условия у вашего парня — вернее сказать, у нашего — очень даже неплохие, пожалуй, получше, чем у многих обычных больных, которых не обвиняют в уничтожении военного самолета дружественного Венгрии государства и убийстве четырех военнослужащих этого самого дружественного государства.

— Да, кстати, что же все-таки случилось с тем 'хокаем'?

— А вы разве не в курсе? — удивлённо спросил Лошонци.

— О том, что произошла вынужденная…

— Дорогой товарищ, не смешите меня! От удара о полосу самолет развалился на части! Если вынужденная посадка — это когда мотор в двухстах метрах от фюзеляжа, а кабина пилотов по размерам приближается к кастрюльке для гуляша — то тогда это была вынужденная посадка.

— То есть самолет уничтожен?

— Ну, формально можно сказать, что не до конца — пол-фюзеляжа осталось в целости, и выжило два оператора РЛС.

— А остальные?

— Остальные ушли в страну вечной охоты… Американцам крайне невыгодно признавать, что их самолет был сбит над Будапештом. Поэтому они и придумали эту версию с вынужденной посадкой. Тем более — 'хокаев' на полосе было несколько, они один из них слегка демонтировали и предъявили репортерам. А взрыв объявили выхлопом топлива из-за неисправности мотора. Вы же знаете, эти ребята в деле сокрытия улик — выдающиеся мастера.

— Хорошо, Кальман. Наш парень имеет возможности принимать гостей?

— Ну, дорогой товарищ! — Лошонци развел руками: — Вы хотите невозможного! Это все же тюремная больница, а не приют святой Эржбеты…

— Ладно, тогда у меня будет к вам просьба. И не ищите в ней двойной смысл, это сугубо и исключительно личное дело нашего парня, к шпионским страстям оно никакого отношения не имеет. Вы поддерживаете контакт с Ференцом Молнаром?

Лошонци скептически покачал головой: