в долгий путь. Судя по их грустным лицам, все они прекрасно понимали, что за испытание предстоит мальчику. Все, кроме Аиды.

– А ну хватит тут нюни распускать, – слышался ее грубый голос еще издалека. – Не в первый раз уже. Пора участвовать в трудной лагерной жизни, Рене. Вас всех тоже касается, – обратилась она к молчаливой толпе. – Все должны вносить свой вклад в развитие лагеря, иначе все наше дружное предприятие также дружно и пойдет ко дну. Вы этого хотите?

Ответом было покорное молчание. Перечить атаманше никто не хотел, может из страха, может из глубокого уважения и солидарности. В любом случае, Лавуан подоспел именно в этот сложный момент дискуссии.

– Позвольте мне поехать с Рене, – опустив все приветствия, сказал Филипп. – Я вижу, что ему сложно показываться на людях, и с этим я легко помогу.

– Какое благородство, – ехидно отвечала Аида. – В этом нет никакой необходимости, мсье Лавуан. Мальчик сам прекрасно справиться, к тому же, там и для одного работы маловато, не то, что для двоих.

– Может и так, но, как Вы сказали ранее: каждый должен вносить свой вклад, – парировал Филипп. – В вашем лагере я недавно, – обращался он теперь скорее к толпе, нежели к девушке, – и чувствую себя обузой, что неприемлемо. Я хочу помогать вам, и считаю, что поездка с Рене ничуть не хуже других начал…

– Если хотите начать, можете помочь Гаспару перетаскать сено…

– Да, но Гаспар и сам прекрасно справляется, – здесь толпа начала роптать в знак поддержки, пусть и не особо активной, – а вот Рене совсем не уверен в своих силах. Мы поможем друг другу.

Аида, хотевшая было начать очередной спор, услышала перешептывание толпы, которая, очевидно, поддерживала инициативу Филиппа. Писатель понимал, что слова стоит подбирать аккуратно, ведь сейчас девушка стоит перед выбором: потерять часть авторитета или же показать свою силу. С учетом обстоятельств оба варианта не прельщали Аиду. Что так, что этак она бы проиграла, и сейчас просто хладнокровно взвешивала, где бы ее проигрыш не был так плох.

– Хорошо, мсье Лавуан, – согласилась атаманша. – Да будет так. Помогите Рене, может он заодно научится также забалтывать продавцов на рынках, а то уж больно много денег мы тратим на ту гадость, что они продают.

Лавуан быстро сел на козлы и взял в руки поводья. Рене же начал обходить повозку, чтобы сесть рядом. В этот момент к писателю и подошла Аида.

– Я знаю, что Вы не по доброте душевной решили помочь бедному Рене, – сказала она полушепотом, так, чтобы никто кроме них двоих не знал предмета разговора. – Зачем бы Вы ни ехали в город, прошу, ни во что не впутывайте мальчика. Даже простой базар для него является адом на земле, не говоря уже о Ваших городских интрижках. Мне неинтересно, что Вами движет. Мне интересна лишь безопасность Рене и нашего продовольствия. Я ясно выразилась?

Филипп ответил лишь покорным кивком. Спорить с властной дамой в такой ситуации было делом гиблым, к тому же в планы Лавуана не входило бросать Рене на произвол судьбы в большом многолюдном городе. Француз хотел было объяснить все это, но ему очень сильно противел приказной тон атаманши. Так что сейчас Филипп молчал из некоего протеста против грубости в свой адрес, как бы глупо и нелепо это не звучало со стороны.

Тем временем Рене сел рядом с Лавуаном, завернувшись в свой старый, разве что не замшелый, плед, и путники выдвинулись навстречу городу. Несмотря на то, что большую часть пути молодые люди провели в молчании – Лавуан по причине своей задумчивости и попытках представить, что же ждет его в родном доме, Рене из своей природной скромности и робости – тем не менее, дорога домой казалась куда как спешней нежели по пути в лагерь. Лошади преодолевали гигантское, по меркам Филиппа, расстояние за считанные минуты, что приводило писателя в восторг.

– Впервые вижу, чтобы кто-то так спешил на рынок, – улыбнулся Рене. – Если продолжите в таком темпе – загоните лошадей, мсье Лавуан. Рынок никуда не переедет.

– Рынок может и не переедет, – согласился Филипп, – а вот многие важные люди – вполне возможно.

Рене не вполне понимал, о чем собственно идет речь, но предпочел не начинать долгий расспрос. Судя по увиденному поведению, Лавуан понимал, что мальчик вообще не склонен к лишней болтовне, и всегда говорит по делу. Разумеется, не всякое слово, соскользнувшее с губ Рене несло глубокий смысл, в качестве примера Филиппу вспоминался тот же разговор в шатре, который был мягко говоря пустым и лишь тешил эго писателя. Но пустота диалога для одних вовсе не обесценивает его в глазах других. Видимо Рене считал все сказанное невероятно важным к произнесению.

Уже по прошествии часа показался город, чьи дома виднелись с небольшого холма. Яркие улицы города с распростертыми объятиями встречали новоприбывших. Стены первых домов, сразу на въезде в город, были полностью облеплены многочисленными цветными афишами. Филипп остановил повозку и спрыгнул вниз на пыльную дорогу.

– Мсье Лавуан, – громко насколько был способен произнес Рене. – Рынок чуть дальше!

Писатель проигнорировал выкрик, машинально отмахнувшись. Взгляд Лавуана быстро скользил по всем афишам, чтобы выцепить что-то интересное. «Открытие нового облагороженного сада в предместьях города». Только дурак пойдет туда в воскресенье. Всем разумным людям известно, что прогулки нужны прежде всего для новых правильных знакомств с особами из влиятельных кругов, коих можно встретить гуляющих то тут, то там. Но не в воскресенье. В воскресенье все они отдыхают от долгих недельных прогулок. Да и не пристало таким высоким господам якшаться с нашедшими единственный выходной простолюдинами. «Новые дивные животные! Редкие экземпляры из Сада Акклиматизации Парижа!». Эти диковинки гостят уже не первый месяц. Право, развлечение на один раз – не более. Не знаю насколько нужно быть темным человеком, чтобы то и дело приходить таращиться на экзотических животных. Далее следовали многочисленные плакаты заезжих шутов, дрессировщиков, нескольких шарманщиков и прочих любителей легкого заработка. Лето прошло, теперь, когда все толстосумы уехали в родной Париж, денег этой ораве проходимцев никто не подаст. Скоро улицы опустеют и придет зима. «Впервые за долгое время проводится международный шахматный турнир». Здесь Лавуан остановил свой взор на невзрачном плакате с маленькой белой пешкой посредине, датированный вчерашним днем. «Уже завтра вечером многоуважаемая публика сможет лицезреть на бульваре С.-Д. важнейшее событие мира шахмат. Спешите приветствовать гостей из других стран!». Турнир уже завтра! Неужели прошло так много времени? Мысли Филиппа устремились к воображаемой встречи с возлюбленной. На несколько минут он впал в своеобразный