– Ты – покойница, – прошептала Квиллин.

– Удивила.

Ее глаза широко раскрылись, а потом сосредоточились на мне, источая яд. Она жестко дернула штык.

– Скажи мне только одно: твоя история – полная чепуха или как?

– Я скажу. Но сначала оцени это. – Прежде чем она смогла отреагировать, я вытянула руку и шлепнула по встроенной панели, светящейся рядом с дверью шлюза. Та откинулась в сторону, обнажив красную кнопку в форме гриба. – Знаешь историю о Вендиго, как та потеряла свои руки?

– Ой, ты же не купилась на весь этот героический треп, а, Спайри?

– Да ну? Мы сейчас проверим его на деле. Моя рука лежит на кнопке экстренной герметизации. Когда я нажму ее, внешняя дверь закроется быстрее, чем ты успеешь моргнуть.

Квиллин поглядела на мою руку, затем – на свое запястье, к которому все еще был прикреплен штык, вонзившийся мне в лодыжку. Ситуация стала медленно доходить до нее.

– Спайри, закроешь дверь – попрощаешься с ногой.

– А ты руку потеряешь.

– Пат получается.

– Не совсем. Напряги извилины, кто из нас скорее выживет: я со всеми медицинскими системами на борту или ты в полном одиночестве снаружи? Мне кажется, это не особо честная игра, верно?

Ее глаза раскрылись еще шире. Квиллин заорала от гнева и принялась отчаянно сражаться со штыком. Я выдавила из себя смешок:

– А что касается твоего вопроса – это правда, каждое слово. – После чего я со всем спокойствием, на которое была способна, нажала кнопку. – Какая жалость, да?

Естественно, я сделала это.

Несколько минут спустя после закрытия шлюза демоны соорудили защитный кокон вокруг культи и раны в животе. Они не позволили мне страдать, оставили только удушливое чувство отрешенности. Достаточная часть моего разума осталась в сознании и решала проблему побега. Корабль же так до конца и не починили.

В конце концов я вспомнила о спасательных шлюпках.

Их создали, чтобы по-быстрому уйти, если какие-нибудь двигательные системы на борту выйдут из строя. Для этого в челноках имелись стартовые двигатели, ничего лишнего, но сейчас они послужат другой цели. Выкинут меня с осколка, вытолкнут из этого гравитационного колодца.

Сказано – сделано.

Я устроилась в шлюпке и покинула место аварии, чувствуя перегрузки даже внутри гущи. Долго они не продлились. На дисплее я видела, как ледышка стремительно улетала вдаль, пока не превратилась в крохотный камешек. Ее как раз настигла главная волна кинетической атаки, удары следовали каждые десять секунд или около того. Где-то через минуту осколок просто развалился. От него остался лишь грязный пылевой сгусток, а потом и тот растворился на фоне Воронки.

Надеюсь, у королевы получилось. Может, в ее силах было передать часть своей личности сестрам в ореоле. Если так, для Ярроу еще оставался шанс и в конце концов я ее найду. Я использовала оставшееся топливо шлюпки и запустила ее на медленную эллиптическую орбиту, которая заденет ореол через пятьдесят или шестьдесят лет.

Время меня не беспокоило. Я лишь хотела закрыть глаза и позволить гуще убаюкать меня, вылечить, снова сделать целой. А потом можно и заснуть. Надолго.

В середине девяностых, после «тощих лет», я возобновил сотрудничество с «Interzone». «Спайри и королева» – новелла из этого второго, более успешного периода, и я ее все еще нежно люблю. Возможно, потому, что давалась она чертовски трудно, и каким же облегчением было вычеркнуть ее наконец из моего рабочего распорядка! А может, дело в классных иллюстрациях, которыми ее сопроводили. Или в том, что это мой первый опус, который читатели, пусть и немногочисленные, приняли с энтузиазмом?

Работать над «Спайри и королевой» я начал за несколько лет до публикации и сделал несколько неудачных вариантов, прежде чем нашел правильный «угол атаки». Трудно было оттого, что я одновременно писал «Пространство Откровения» и у меня появлялись некоторые мысли об истории будущего, частью которого этот роман должен был стать. И я то вставлял «Спайри и королеву» в роман, то удалял… пока не пришел к выводу, что этому произведению лучше быть совершенно самостоятельным. И его сюжет – что вообще характерно для моих сюжетов – пустился вскачь, как только я прибег к инструментам триллера: шпионам, предателям и тому подобному. Предоставляю читателю угадать, кого олицетворяют две описанные враждующие группировки, отмечу лишь, что подсказки кроются в именах и названиях. Что же до имени Спайри, то его я взял с дорожного знака, попавшегося мне на глаза в Австралии: он указывал дорогу к какому-то «Спайри-крику».

Меня никогда не оставляло смутное желание вернуться во вселенную Спайри. Возможно, однажды я вернусь… если сумею понять, что случилось там после того, как я дописал последнюю строчку этой новеллы.

Кое-что очень странное появилось во внешнем рекреационном пузыре в день, когда умерла Екатерина Соловьева. Увидев это, Джон Ренфру бросился обратно в лазарет, где оставил ее. Соловьева на протяжении многих дней то и дело впадала в беспамятство, но, к счастью, он застал ее еще в сознании. Она почти все время смотрела в панорамное окно, завороженная безмолвными сумеречными просторами за бронированным стеклом. Ее отражение на фоне подножия горы Павлина состояло сплошь из светлых участков, как будто его небрежно нарисовали мелом.

Ренфру перевел дух и произнес:

– Я видел рояль.

Поначалу ему показалось, что она не слышит. Затем отражение губ Соловьевой сложилось в слова.

– Что ты видел?

– Рояль, – со смехом повторил Ренфру. – Здоровенный белый рояль «Бёзендорфер».

– Ну и кто из нас сумасшедший?

– В рекреационном пузыре, – сказал Ренфру. – В том, куда на прошлой неделе попала молния. Наверное, она что-то поджарила. Или наоборот. Что-то заработало.

– Рояль?

– Это только начало. Это значит, что не все сломалось. Что еще есть какая-то… надежда.

– Разве это не самый подходящий момент? – спросила Соловьева.

Хрустнув суставами, Ренфру встал на колени у ее кровати. Он подключил Соловьеву к десятку медицинских мониторов, из которых толком работали три. Мониторы гудели, шипели и пищали с мертвящей регулярностью. Когда их шум становился похожим на музыку – когда в нем начинали мерещиться скрытые гармонии и тональные переходы, – Ренфру понимал, что пора уходить из лазарета. Вот почему он отправился в рекреационный пузырь; там не звучала музыка, но хотя бы можно было посидеть в тишине.

– Подходящий момент? – переспросил он.

– Я умираю. Мне уже ничто не поможет.

– Не факт, – возразил Ренфру. – Системы звукозаписи потихоньку начинают работать. Что на очереди? Возможно, я сумею починить лазарет… диагностический комплект… синтезатор лекарств…