По воскресеньям, а также по вечерам после закрытия магазина он занимался бумажной работой. Письма, доклады, отчеты, списки. Он расправлялся с ними быстро и безошибочно, по выполнении каждой задачи вычеркивая ее из перечня в своем блокноте. Теперь он заказывал такие блокноты сразу по полдюжины штук – едва закончив один, прятал его в нижний ящик стола, брал с полки новый и возвращался к работе.

Как ему все это удавалось? Благодаря экономии времени. Утреннее умывание, одевание и завтрак отнимают у обычного человека не менее часа. Беллмен укладывался в тридцать пять минут. Управляющий любого другого лондонского магазина сопоставимых размеров ежедневно тратил целый час на разбор текущих вопросов со своим секретарем, а Беллмену хватало на это четверти часа. Приветствуя секретаря машинальным «Доброе-утро-как-поживаете?», он не позволял даже этим первым секундам пройти без пользы, одновременно что-нибудь обдумывая или планируя.

Когда магазин закрывался и Беллмен мог заняться документами, он начинал с того, что смотрел на часы. Намеченный им объем работы кто-нибудь другой не осилил бы и за полдня, но когда он по ее завершении снова сверялся со временем, оказывалось, что прошел всего какой-то час. Все, кто был в курсе, не переставали удивляться его необычайной работоспособности.

– Никогда не позволяйте времени взять над вами власть, – сказал он Верни, когда тот однажды напрямик спросил его об этом. – Беритесь за дело без промедления, работайте в полную силу, и тогда время будет подчиняться вам, а не вы ему.

Но втайне ему виделась иная разгадка этого феномена: Беллмен верил, что может контролировать течение времени, каким-то образом овладев этим искусством либо получив его как дар свыше. Это сравнимо с тем, как в быту вы открываете корпус настенных часов и, утяжелив маятник, замедляете их ход. А еще Беллмен мог разбить час на мелкие составляющие, извлечь из него заведомо пустые, «бездельные» минуты и использовать их по своему усмотрению.

Много лет назад кто-то из фабричных предположил, что когда-нибудь Беллмен сумеет заставить солнце светить день и ночь напролет. Люди, сейчас работавшие в его магазине, согласились бы с таким предположением: применительно к Беллмену оно не казалось таким уж невероятным.

Верни пытался подражать своему начальнику. Но, увы: в его часах каждая минута была всего лишь минутой, и он не мог выжать из нее ни секунды сверх того.

Если Беллмен терял время – как правило, по вине кого-то другого, – он предпринимал максимум усилий для того, чтобы к концу дня наверстать упущенное. При необходимости он мог засидеться за работой допоздна, отбирая время у своего сна, лишь бы закончить то, что планировалось на этот день. И всякий раз он отправлялся в постель победителем. Усталости он никогда не чувствовал, хотя уставал, конечно же, ибо порой засыпал прямо за рабочим столом. Когда это случилось с ним в третий или четвертый раз, он решил принять меры.

Фокс занимался каким-то проектом в Шотландии, но по получении письма тотчас приехал в Лондон. Здесь он был встречен привычно крепким рукопожатием и традиционно кратким приветствием.

– У вас все в порядке? Хорошо, хорошо, – сказал Беллмен, не дав гостю времени на ответ и не позволив высказаться насчет качеств эдинбургских зданий и удивительных свойств тамошней погоды.

Как всегда, он сразу перешел к сути дела.

– Надо перегородить мой кабинет, чтобы выделить место для спальни, – сказал Беллмен. – Перегородка должна пройти примерно вот здесь.

– Так не годится, – нахмурился Фокс. – Будет слишком тесно. Лучше взять часть пространства отсюда, а часть отобрать у приемной. Конечно, с переносом стены придется повозиться, зато вам будет комфортнее…

Фокс заметил, что сам говорит очень быстро, не делая пауз между предложениями. К нему вмиг вернулись давние привычки. Чему тут удивляться – он ведь почти два года прожил в этом Беллменовском темпе!

После того как Фокс завершил строительство магазина и расстался с Беллменом, он еще полмесяца испытывал дискомфорт из-за медлительности всего остального мира. Такое случалось с ним по двадцать-тридцать раз на дню: он с первой же фразы понимал, что имеет в виду собеседник, но должен был стоять и ждать, когда иссякнет поток лишних слов, а с ним и впустую потраченные на это секунды. Затем Фокс отвечал очень кратко и по существу, а собеседник смотрел на него в изумлении. Получив информацию в столь сжатом виде и с быстротой пули, он был выбит из равновесия и просил повторить или пояснить сказанное. Терпение Фокса было на пределе, он уже начал думать, что никогда к этому не привыкнет, однако же со временем перестроился на замедленный ритм жизни, а еще чуть погодя стал получать от него удовольствие. Он заново открыл для себя паузы между словами, задачами и мыслями, и эти паузы оказались на удивление плодотворными. Недавно он познакомился с одной молодой особой и теперь всерьез подумывал о женитьбе.

– Пространство? – между тем говорил Беллмен. – А для чего мне большое пространство? Мне нужна лишь кровать вон там у стены и шкаф для кое-каких личных вещей.

– Платяной шкаф?

– Нет, для одежды хватит вешалки за дверью.

Фокс невольно вспомнил о помпезной спальне, которую недавно обустроил для одного клиента в роскошном белокаменном особняке, – с огромной кроватью, картинами, мебелью, зеркалами…

– Тут будет сложно развернуться. Собственно говоря… – Фокс измерил шагами закуток, указанный Беллменом. – Ну да, так и есть. По размерам это будет примерно соответствовать спальням, которые мы устроили наверху для швей.

Ему показалось, что на сей раз Беллмен чуть замешкался с ответом – на долю секунды.

– Как быстро это можно сделать? – спросил он.

– Если вас действительно устроят такие скромные размеры, можно будет управиться за один день.

– Или за одну ночь?

– Можно и так.

– Успеете к завтрашнему утру?

«И как это мне прежде удавалось?» – мысленно подивился Фокс. Два года он жил с такой же скоростью, и тогда это казалось ему вполне естественным. Это был путь наверх, возможность сделать себе имя. Впоследствии у него уже не было отбоя от заказчиков; он обеспечил себя работой на годы вперед, на всю оставшуюся жизнь. И все это благодаря Беллмену.

– Я об этом позабочусь, – сказал он, улыбнувшись.

На следующее утро Беллмен нашел свой кабинет несколько уменьшенным в длину, а за перегородкой обнаружилась типичная спальня швеи, с узкой кроватью у стены и шкафом в углу. Впервые войдя туда, он испытал странное чувство, но не стал тратить время на выяснение его природы и источников. У него были дела поважнее.

– Войдите! – сказал он, не отрываясь от черновика делового письма.

– Сэр, меня прислала мисс Челкрафт… – Голос был женским, неуверенным, знакомым.

Он поднял глаза. Это была она.

– …с вашим костюмом.

– Вас зовут Лиззи, верно?